Это было в статусе "неотправленно" так долго и дописывалось постоянно от этого, что не знаю уже что это, надеюсь не ужасно и вот... простите, если плохо и длинно... *переживает очень, волнуется*

   Луна сама не знает, как все это произошло. Как судьба привела ее вот к именно этому моменту, в котором она теперь сидит здесь, в этой точке пространства, и отрешенно смотрит в стену слегка улыбаясь миру, себе, воспоминаниям. И там, в этих воспоминаниях, в цепочке их, не последнее, а самое даже первое место, и даже точно первое для мисс Лавгуд место, занимает никто иной, как Драко Малфой. И именно он, после всех этих цепочек причин и следствий, причина ее пребывания здесь и сейчас. И Луна ни о чем не жалеет, что все именно так, но переживает очень. И ждет.
   Кофейня Фортескью. Здесь Луне сейчас стало немного грустно, когда она вошла и огляделась. Раньше ей нравилось, что это было именно место для неторопливого поедания мороженого. А кофейня... Это так по-взрослому. Грустно. Но и радостно, что сейчас с ней все в порядке, с ее хозяевами, и это - уже очень уж радостно. Луна снова улыбалась, и заняв уютное место у окошка спиной к двери, тут же оценила красивое плетение стула, даже хотела зарисовать его быстро в блокнотик из пастельных разноцветных листочков, который всегда носила с собой, но вспомнила кто ее сюда пригласил, и подперев голову рукой, подумала, что сейчас это неуместно. А жаль. Но плетение можно и запомнить... Запомнила, сохранить...
   Вчерашний вечер, Луна тихо сидит подогнув под себя ногу и что-то читает. И не "что-то", а начертанные знакомые, любимые строчки, но кажущиеся такими иными с завитушками ей не всегда ясными: предложения на французском. Луна смешно хмурится, иногда посматривает на потолок в поисках ответов, помахивает пером рассеянно, а все потому что еще плохо разбирает написание. Буквы так и упрыгивают от нее куда-то в окошко, или расплываются в молочном тумане, когда она пытается их подхватить и понять. Тогда она улыбается и просто пытается догадаться по смыслу уже разгаданных слов или букв. Хитрит, а потом снова пытается понять все по-честному, заглянув в свои записи с пометками так для нее важными, не только потому что знания, а дорогой рукой написанные и исправленные. Драко исполнил свое обещание и занялся ее письменным французским, и Луна не знает скольких закатываний глаз ему это стоило, потому что не всегда их замечает, и сарказм еще не весь научилась разгадывать, но почему-то звонко смеется ошибаясь, не боясь что вызовет негодование или что-то такое. Кажется, Драко не очень это обижает. Она же любит его веселить, видеть его улыбку... Это важнее любого французского. Поэтому ей не кажется, что делает что-то не так или плохо, проявляя не всегда серьезность. Она же учит чуть-чуть для себя, для Драко, чтобы его посмешить, когда путается в простом, и его же порадовать, когда все понимает в сложном сразу. И очень оказывается трудно сосредоточится, даже такой как Луна, о, нет, тем более такой как Луна, когда ты так счастлива. Так невероятно, воздушно, легко, ненастояще и живо, одновременно в крайностях и без границ... И, наверное, а это такая важная составляющая счастья, любимая Луна к тому же. Любимая, кем-то... И не кем-то. Кого любишь очень. Это так звучит все, что точно петь хочется. Луна вроде бы не умеет петь, но последнее время ей очень хочется. Она пела в детстве и папа говорил ей, что хорошо. Но Луна выросла и послушав себя скептически у ручья, куда часто ходила гулять, решила на людях петь поменьше. А лучше вообще не петь. А может она была слишком строга к себе и звуки ручья ей нравилсь просто куда больше. А почему, наверное, любима... Все еще так неясно и непонятно сейчас, даже Луна это понимает, даже в своем безбрежном счастье у нее немного есть воспрития объективной реальности, и она знает, что не всегда мечты сбываются так, как мы этого хотим, но все же все так... Что даже мечтательной, верящей во все светлое и счастливое в жизни, так трудно стало понять, поверить, что все не просто ее какой-то волшебный сон, наделенный нежностью и светом. Тот день, того праздника к годовщине победы она никогда не забудет. Ни тех дней переписки до, ни уже подготовки к празднику, и в особенности тех писем, что тогда получала от Драко, и лица друзей... самого праздника, двора Хогвартса... Луна могла любить, всегда умела и любила, но не так. Совсем не так. Дружески, семейно, но не то все, не та любовь, не когда все, всю свою душу и весь свой мир посвящаешь одному человеку и все что ему важно ты не можешь пропустить равнодушно. И Луна Лавгуд тем более не знала что "так" может быть ответно. Она вполне себе представляла, что можно любить и ничего взамен не будет. И это казалось ей вполне нормальным. Чуть ли не единственным, что может быть. У кого угодно ответно, а она так не умеет. Бывает разве? А все оказалось иначе. Никогда, или не никогда, а счастье есть и такое, какого точно нет и не будет у нее другого, не надо другого. Откуда же тогда мысли про всякое грустное, если все было так безоблачно, и хорошо, и счастливо... К Луне приходили разными способами и точно без ее участия. Мозгошмыги... кто угодно. Ну, еще, конечно, и естественно, люди. Когда ей было страшно и грустно почему-то, одиноко очень и темно, Луна была особо ранима для таких мыслей. Особенно, когда оставалась одна, дома или еще где-то. Ведь когда с тобой те, тот, кто развеет все слухи и убирая пряди от лица, заставляет забывать все что только есть плохого в жизни... Жизнь прекрасна... Но. Пресса очень все усугубляла в момент грустных и печальных мыслей у иногда забывающейся девушки, ей порой казалось, что все это сон снова и снова. И Драко и она. А когда Луна брала в руки газету и испуганно немного читая о всяком сочувствии; о их полной несовместимости; о своих грандиозных планах на  древнейшее и великолепнейшее поместье Малфоев, и главное библиотеку!, в которой "несомненно расчетливая мисс Лавгуд надеется найти разгадку или следы давно пропавших существ", как предполагалось в одной статье... Думает об этом всем Луна холодея от кончиков пальцев до макушки. Она не понимает зачем о них пишут такие гадости. Почему вообще их так интересуют они с Драко... Что в них такого нового? Наивно не понимает Луна, ничего не понимает. Но любуется их фотографиями и забывает про все. И прощает всех. Она любит, любит, а он... Просто теперь рядом так непозволительно часто, и она видит его улыбку так часто, что... разве нужно еще что-то для счастья? Знать, что не грустит, иметь возможность развеять всякие неправильные мысли. Никаких мыслей об одиночестве и что все не так. Потому что она, Луна, как бы это самоуверенно не звучало, знает, много знает и хочет чтобы знал и ни в чем не сомневался. И радовался жизни, часто и бесконечно. И даже и без нее. К сожалению, быть постоянно рядом не совсем возможно. Они же еще не семья. Они же. Нет, в этом Луна еще не совсем разобралась, а Драко видно приберегает эту новость для нее потом, а Луна просто живет, порхает вокруг него и ей не нужно их как-то называть. Ей не нужно слов: ни пара, ни друзья, ни похоже какие еще статусы. Какая ей разница, если от слов ничего не меняется... Ведь, когда он рядом, а она с ним, то больше не думает Луна, сразу как это все подумает, вспомнит, осознает еще раз, почувствует, и не думает больше о таких нехороших, неважных, неправильных вещах, как "нелюбимая", "расчетливая", "ненормальная рейвенкловка, вполне себе милая, но", "ей не место рядом с наследником Малфоев ни под Солнцем, ни под Луной: они же как сбежавшая из мира пара, нонсенс и категорически невозможно!"и т.п. Если что-то случится, так тому и быть, а пока она не будет коверкать сплетнями и домыслами хрупкое такое у людей счастье, а только умножать его и дарить его, дарить... Светло и тихо влюбленное счастье, без излишнего энтузиазма, но со всей душой, которая казалось стала больше, просто от того, что можно коснуться кончиками пальцев другой руки. И никогда не хотеть отпускать, а если отпустишь, все равно чувствуешь прикосновение, долго так... Как будто никогда не расстаешься. И тогда, еще в подвале мэнора так хотела спасти, удержать от каких-то шагов в пропасть, личную пропасть Драко, не в подземелье, а в душе... А теперь получается так, что сейчас спасают ее... Когда тебя любят, заботятся  - тебя хранят и спасают. Принимать теперь, когда все уже не так страшно, такие жесты, как чувствовать руку в руке и больше не терять ее, ей казалось таким счастьем... И есть счастье. Если бы через прикосновение можно было бы передать всю любовь. И это все путанно так звучит. И так забавно может со стороны, наивные мысли, улыбки, испуганные и радостные. А имя всему этому - Драко.
    И вот, вчера вечером случилось то, чего может и ждала после стольких нападок на себя, да, и в общем ей казалось, что что-то просто обязано случиться, а может именно это. Она сама не знает, но ее немного напугало, привело в смятение и одновременно Луна поняла всю важность, нужность, даже для себя, опять же к удивлению откуда и почему все это знание взялось.
    Вокруг кухни, где сидела Луна, расширяется темнота, только подрагивающая от ветра свеча, и больше никого нет рядом. Отец уже как неделю в экспедиции, а Луна впервые не поехала, он сначала огорчился, потом порадовался, огорчился, запутался, и все же уехал. Отец так и относился к этому ее новому знакомому, юноше-блондину в новом таком статусе для нее... То пугался, то радовался, смотря в глаза его дочурки, видя, как она порхает повсюду, а потом опять пугался. Уж он то, в отличие от Луны, точно знал, что подвал Малфой-мэнора был тюрьмой. Точно знал... Запутывался окончательно, и просматривая пристально и внимательно все газеты, которые попадали ему в руки, где о них писали, и все пытался понять кто же он такой Драко Малфой и что ему надо от ее дочери и вместе с газетами и их авторами, а так же, возможно, всеми читателями, тоже ломал голову над тем, зачем же это все двум сторонам... Но Луне все это не важно, и это вполне предсказуемо. Если она скажет - отец поймет ее, поверит и примет всё. А пока она не говорит ничего. Она просто живет и счастлива. Она даже не замечает смятения отца. А это о многом говорит.
   И вот, вечер. Луне Лавгуд пришло письмо. Письмо с настойчивым выражением пожелания встретиться завтра в кофейне Фортескью. Цель и обоснование встречи отсутствовали. Но Луна и так догадывалась немножко...

   Луна подняла глаза и улыбнулась. Опустила взгляд на газету, так быстро оказавшуюся перед ней, снова подняла взгляд и улыбнулась уже только уголками губ. Протянула руку и коснулась легко газеты, придвинув чуть-чуть на себя. На тонком и бледном, почти детском запястье был старый-престарый темно-серебряный браслет с какими-то непонятными знаками в круге, все как любила Луна, странно и загадочно и очень много значений. А еще, ей казалось, что может и Драко понравится такое больше ее обычного выбора. Она нашла этот браслет на чердаке, возможно, даже какие-то фамильные ценности ее семьи, которые постоянно где-то по-лавгудовски находились в самых неожиданных местах. Луна, конечно, могла одеть привычную нелепо-яркую и расшитую бисером фенечку, но ей казалось, что такое Драко иногда нравится больше. А она старалась очень-очень, чтобы ему все нравилось. Даже, когда она идет не на встречу с ним, а... На встречу с немного другими людьми. С Панси Паркинсон, например. Такой совсем не последней девушки в жизни Драко Малфоя. И Луна волновалась. Но почему-то в тот момент, когда она увидела лицо Панси она успокоилась. Не напугалась, хотя надо было бы и было бы это логично, а ей стало тепло и хорошо. Непонятно почему, но стало.
   - Здравствуй, Панси... - Луна пристально вгляделась еще раз в газету, так по-доброму принесенную ей Панси, и опять не сдержала теплой улыбки. "Это был хороший день. Очень хороший..." - И это не кошмар. Это мы...
    Луна смешалась и покраснела немного. Восприняв основной посыл слов Панси, Луна не смогла сразу найти что сказать. Она чувстовала, что не лишняя. Она видела и знала, что они с Драко очень хорошо тут смотрятся. Вздохнула. Даже голову наклонила, чтобы получше рассмотреть. Но Луна Лавгуд понимала о чем сейчас говорит Панси Паркинсон. И Луна Лавгуд чувствовала себя виноватой... Совсем немножко и так странно, что не сразу объяснишь... Кому-то это покажется нелепым, а она, чувстовала... Потому что никто не заслуживает такого, что не прощают... а ты любишь... а не прощают... так грустно. Она понимала Панси. Неведомыми способами, но понимала и ей было грустно. И до этого было грустно, когда Драко говорил о помолвке, а Луна чувствовала одновременно и его грусть и ее. Не зная обоих толком раньше, Драко начиная узнавать, а Панси совсем до этого не зная, не общаясь, только видя, слыша немного в школе и может порой этого достаточно... И когда получила письмо с просьбой придти, стало так щемяще страшно и как-то так... не объяснишь, а сейчас и тем более.   
   Луна, со своего первого курса еще, видела Драко и Панси вместе, рядом. Видела их и считала чем-то нераздельным. Просто быть рядом. И быть. Так считала, не особо задумываясь, подсознательно скорее. Луна всегда любила все, что можно и нужно любить. И она любила их... Нет, не то чтобы думала круглосуточно, скорее - так правильно. Не знала о них почти ничего, даже имена могла не знать тогда, но видела их рядышком за завтраками, обедами, ужинами в Большом зале, коридорах и на матчах, поезде и на занятиях, светлую голову и темную голову, и это казалось правильным очень, постоянным. Шутки и сарказм, разный цвет волос, одного цвета факультета, единая жизнь - вместе. А теперь, теперь цвет волос совпал, но правильно ли это? Синий и зеленый тоже неплохо сочетаются вместе. Без синего и желтого (а Луна же любит желтый и подсолнухи) не будет зеленого, это цветовое ненарушимое... А зеленый... ну, понятно почему зеленый важно Драко и Панси и всем. Но вдруг они совершили ошибку, Драко и Панси, и Драко - она, Луна Лавгуд, не нужна? Не потому что плохая, а просто... Не подходит? Что ему стоит простить Панси? А Панси... Ну, иногда люди выходят замуж, потому что им больно видеть, что они не нужны, Панси казалось, что не нужна Драко и вот... Или неужели по тем причинам, что писал Драко? Про Пожирателей и прочее? Но это же грустно так... Или еще по какой-то причине, у чистокровных, совсем правильных и чистокровных все намного не просто, Луна просто не может понять со всей своей наивностью, хотя Драко ей терпеливо так многое объяснял... Может Панси и любит Драко, но выбор свой сделала тоже... А Луна свой. А хотя что Лавгуд может знать и куда она лезет... Но Панси и Драко - правильно. Луна и Драко - правильно, любишь, непонятно, очень любишь, очень непонятно... А там просто правильно. Так казалось Луне. И это очень больно, когда тебе еще и за других неожиданно больно. Она переживала. Но непонятно, не значит неправильно. Непонятно, не значит лишняя. Но, а вдруг все-таки она такая маленькая, растерянная и слишком мало знающая о жизни чистокровных, совсем настоящих чистокровных и вообще может жизни, не сможет быть Драко Малфою, которого и так потрепала судьба и жизнь, верной опорой? А это же главное самое. Куда важнее ее лавгудовских фантазий и даже счастья. Какое тут счастье свое, когда тот, кого любишь, может потеряет свое и не заметит сразу, а потом будет страдать...Может ему нужна проверенная и сильная, полностью своя и родная Панси Паркинсон, которая его знает, его поддержит и никогда не оставит, даже если далеко. Она же такая... Луне очень нравилась Панси, не могла объяснить чем, но считала ее замечательной, хоть и грубой иногда-часто с хорошими людьми, которая обижала и насмехалась над ними специально порой... И над ней... Но Лавгуд понимала ее и поэтому прощала. Она понимала ее. Странно, но. А когда понимаешь людей, их мотивы, просто не можешь к ним относиться плохо, видя какие они хорошие, не в смысле хорошести, а вообще человечески... Как это объяснить? Когда любишь человека, не идеального, уникального и зная это и любя даже именно и за это тоже? Это же так просто и так сложно одновременно объяснить. А идеальных-то людей нет. За то их любишь... Такие были теории у Луны Лавгуд. Любить не за достоинства, а за то, что так отличает, что узнаешь где угодно...
  - Общего? - сначала задала скорее вопрос, чем переспросила Луна и быстро перевела тему с непонятного сейчас. - И да, приглашение была моя инициатива... - потупила глаза в стол, - оно такое было замечательное, красивое, я просто не могла... - подняла глаза и серьезно смотря на замужнюю и прекрасную женщину, Луна чувствовала себя ребенком и одновременно такой же взрослой, ну хотя бы немножко больше, чем есть. - Понимаешь, Панси, мне очень хотелось, чтобы Драко не грустил. И он согласился придти. Если у тебя было бы такое приглашение, чтобы ты сделала, если бы был друг которого очень-очень любишь, а он очень-очень грустит?
   Луна смотрит Панси прямо в глаза и пытается понять и понимает и не знает что делать и что сказать.
   - Общего... - пытается продолжить Луна и с радостью находит ответ. - То, что когда я смотрю ему в глаза я вижу весь мир, а когда улыбается, я считаю что нет ничего прекраснее. Что, когда держишь за руку так спокойно-спокойно, что просто дыхание останавливается... Это может не общее, но я чувствую целостность и нераздельность, только когда рядом, когда... Панси, ты может скажешь, что глупая и просто наивная, и счастье рядом - это не общее и ничего... И может будешь права по-своему, ведь все любят и видят по-разному. Но люблю  и очень сильно...  - Луна робко не хотела продолжать и так наговорив лишнего кажется. - И все-таки, мне кажется, мы не кошмар, а очень хорошо смотримся на этой чудесной фотографии... И Уизли на Слизерине бы тоже красиво смотрелись, рыжий и зеленый... Это не мои бредовые фантазии, это Драко и я, и я очень люблю его... А он...
   Тут Луна опустила глаза совсем вниз и принялась разглядывать салфетку под зубочистками, из которых неудержавшись собрала рядом елочку, ожидая встречи. Кажется, она наговорила лишнего. И не очень доброго для Панси может. Может ей будет очень грустно-больно от этих слов. Ведь каково это, когда при тебе говорят о своих сильных чувствах к человеку, которым так дорожишь и любишь сама... Луне не страшно и очень страшно.

... Луна держит ладонь Драко в своих руках, ладошкой вверх и внимательно изучает. Он стоит рядом и спокойно за этим смотрит, не улыбается, не сердится. Просто такой... За что любишь.

   Луна Лавгуд резко поднимает голову, отрывает взгляд от своих зубочисток на столе, одновременно рукой сдвигая их куда-то в сторону, ломая четкий рисунок, которым их выложила. Как и все ломается в те секунды. Все меняется и Луна это понимает. Бросает в пропасть свои мечтания и становиться редко серьезной Лавгуд, которая и мыслит спокойно, чьи мысли не разбераются в сторону, когда она пытается их поймать, чей голос тих, спокоен и уверен. Потому что она знает о чем говорить. Потому что она чувствует, многое сейчас чувствует. И не только за себя. Она не обращает внимания на сверкающую дождем крошку на своей мантии, которая напоминает ей в доли секунды слезы всех девушек, которые они проливают из-за своей разбитой любви. За соседними столиками все смотрят на них, один из официантов робко остановился в метре от них, просто боясь подойти. Потому что и Лавгуд и Паркинсон сейчас смотрелись настолько контрастно, настолько даже... угрожающе, неведомой силой угрожающе, как ни откуда взявшееся видение из параллельных миров. Но их взгляды, их лежащие на столе руки чем-то так похожи. Но Луна, как и Панси, всего этого не замечает. Она сжимает левую ладонь на столе, чувствуя, как попавшие на стол крошки больно врезаются в кожу, возможно, там даже появивилась кровь, она не замечает, только какими-то отадленными закутками сознания, где все, где которое сейчас неважно, ненужно, не-су-ще-ств-у-ет... Тихий голос Панси действует на нее посильнее всякого громкого крика, невольные мурашки пробегают по позвоночнику, Луна проводит дрожащей рукой по правому плечу, одновременно стирая те самые крошки стекла уже не существующего в этом мире, ни в чем неповинного перед ними стакана, кроме того, что они обе любят одного человека, а стакан оказался здесь. Легкий запах лимона успокаивает и резко возвращает Луну на землю. Она тихо вздыхает и продолжает слушать Панси, едва заметно вздрагивая от холода, но не летнего ветра-сквозняка, залетавшего с каждым новым посетителем в кофейню. Другого холода. То поднимает взгляд, встречаясь с колючим взглядом Панси, в котором и любовь и ненависть и не поймешь чего и к кому больше... Любовь точно не к ней... Потом снова опускает взгляд и каждый раз бесшумно втягивает воздух и выдыхает его. Успокаивается и снова слегка дрожит. Потому что то, что говорит Панси, ей знакомо, ей понятно, ей больно за нее. Не за себя. Хотя Луна знает, что это невозможно, она знает все, ей родны и понятны слова Панси. Неважно сколько проходит времени, какая проходит боль, она всегда одна, во все времена, была и есть, и будет одной.
   Панси так смеется, что напоминает Луне тетушку Драко, о которой тот писал в письме. Что скучал по ней. И Луна видит, видит этот Отдел Тайн и сверкающие заклинания вокруг темноволосой женщины с безумным блеском и весельем в глазах, которая схлестнулась с таким же безумным своим родственником. И убивает его. И Луна не помнит, видела ли она это своими глазами или это встает в мыслях уже совершенно самостоятельной картиной зная, что это произошло там и тогда... И вот сейчас, сейчас Панси смеется так же. Наверное, в каждой из женщин живет сумасшедшая Беллатрикс, которая ждет своего часа, чтобы проявиться от разбитой, разнесенной в клочья любви, надежды, веры. И так же равнодушно знать, что о тебе подумают другие, эти соседи за столиками или обслуживающий персонал. Просто им обеим все равно, все равно... Возможно, если их выставят отсюда, они даже не заметят. Не схлестнувшись в драке, в вырывании друг у друга волос и прочего (хотя Луну в таком очень сложно представить, она скорее замерла бы, как заяц в траве, случись Панси броситься на нее и виновато считая, что все заслужила, за свои глупые речи о любви, в которой ни-чег-го не понимает по-настоящему). Они не заметили бы и не заметят, потому что им сейчас обеим куда больнее, настолько больно, что Луна с трудом дышит. Поэтому каждый новый вздох уже необходимость, чтобы набраться сил, чтобы набраться веры в своем сердце сказать все, что считает. Сказать все, что есть для нее правда. Вечная правда.
   Панси заканчивает слова, Луна еле ее слышит, но так отчетливо, как будто они сидят в совершенно пустом помещении, соврешенно одни. Да они и есть сейчас одни. Никому нет до них дела, а им до них, и это взаимно. Луна бросает взгляд на официанта, который все же решительно хотел навести порядок, и даже вооружился то ли для храбрости, то ли для протирания стола, тряпкой. Поймав взгляд Луны, он почему-то окончательно передумал. И видя, что темноволосая девушка сбавила обороты, что светловолосая вроде не собирается продолжать в ее начинаниях, быстро ретировался в подсобку.
   Луна неторопливо достает из своей сумки, лежащей на коленях, вышитый васильками платок и молча промокает на столе разлившуюся лужу воды. Не палочкой, именно так. Нечаянно встретившись с блестящими глазами Панси, испуганно вздрагивает, а потом успокоенно кладет так же мокрый и пахнущий лимоном платок в свою сумку, совершенно не думая что делает. Бросает взгляд на медленно промокающую газету с их фотографией, но ничего не делает.
   - Вот так лучше, -  Луна сказала это и тут же продолжила, как будто боясь, что если не продолжит, то больше не сможет сказать ни слова. - Хорошо бы нас не выгнали, ведь собирается дождь... Серые тучи за окном, серые глаза человека, которого они обе любят и обе знают, что выбирать совсем не им. Чтобы они не делали. Так что в какой-то мере, все это было бесполезно. Но только не для них.
   Луна встряхнула головой, от чего с волос скатились брызги стекла и воды и продолжила их неожиданный разговор.
   - Прости меня... Панси, - Луна почему-то переборола желание назвать ее как-то более нежно, хотя никогда ее до этого дня никак не называла. - Я знаю, что то, что я говорю, тебе не нравится. И ты совсем-совсем права. Но я люблю. И ты это знаешь. Что моя любовь ничуть не выше и не ниже твоей. Она просто другая. Хотя и к одному Драко...
   Луна закрыла глаза. В этом момент Панси могла заавадить ее или задушить вручную, девушка бы не заметила своей смерти. Она сейчас видела миллионы разбитых сердец, вечная история любви и нелюбви, ненависти, интриг, равнодушия и предательства. Она это видела, чувстовала, как свою боль, умудрившись попасть в тот же капкан, только не жалея об этом ни на минуту, каждый день благодаря за то, что такие капканы не отпускают. Никогда. Это создает постоянство в мире. 
   - Я не ненормальная... Я такая же как и все. Кто любит и кто не любит. Такая же. Совершенно. И я понимаю тебя, Панси. Понимаю так хорошо, что если бы только Драко сказал мне, что больше не хочет меня видеть и пойдет жениться на тебе... Я бы прислала вам открытку на свадьбу... И разрисовала ее цветами. И была бы счастлива. И клобкопуха, которого так и нет у Драко, тоже прислала бы... Но он почему-то выбрал меня. Ты же понимаешь, что сама выбрала другого мужа, а это... это... Ты понимаешь?
   Луна почти плачет. Потому что ей больно знать, что теперь ничего не исправишь для Панси и, кажется, Луне, не стоит это ей объяснять повторно. Это жестко. Луна не хочет причинять боль. Она почти встает, чтобы выбежать отсюда. Испугавшись. Вот сейчас испугавшись, когда понимает, что ничего не исправишь в этой жизни. Ничего. Есть вещи, которые просто невозможно исправить. Но Луна остается. Она сидит и продолжает говорить через какое-то время. Посетители уже забыли о них увлекшись своими разговорами о покупках, глупых влюбленностях и женихах и им нет никакого дела  до девушках, сидящих в метрах от них, и в чьих душах сейчас разворачивается настоящая трагедия со смертями, взлетами и падениями. 
   - Может ему и не нужна моя любовь, но я буду любить. Панси, ты думаешь, что он сможет сделать мне больно. И это так. Как никогда так. Ведь те, кого мы любим и причиняют нам самые большие раны, это банальные истины... Незалечимые раны, совершенно верно... Но я всегда буду целой. С тех пор как встретила его, как впервые взяла его за руку. Я - это теперь я, навсегда, до конца жизни. И пусть она станет короче от переживаний за него или что в следующий миг бросит и забудет, и все как ты говоришь... Я согласна на это. И нет, я не сумасшедшая.
   Луна помолчала и тихо-тихо закончила. - Самое страшное, что он может для меня сделать - это умереть. Но и это... Я буду верить. Как верила многие годы. Что те, кто нас оставляют... всегда с нами. Навсегда, навечно, вовеки веков. А остальное... Это все переживаемо, если любишь. Главное, чтобы он был счастлив, верно?
   То, что говорила Панси тоже было жестоко. И было совершенной правдой. Но правда меняет для нас смысл, если мы перестаем к ней относиться так, как она нас ранит. А относимся так, как это есть на самом деле.
   Тут Луна посмотрела на Панси впервые как на союзника и, может быть, даже обрела понимание с ее стороны. Луна даже неожиданно улыбнулась уже потеряв всякий страх.

Как же больно за тех, кого ты не знаешь близко, но так себя чувствуешь, что каждое переживание кажется и видится, как свое, родное, прочувствованное. Или знаешь... Или у всех души так сближены, что просто не может быть иначе. Луне плохо за Панси, Луне плохо за себя и за Драко, который может расстроится узнав об их встрече. Нет, Луна не переживает, что он на нее рассердится. Но переживает, что... Что он может рассердится на Панси. Или наоборот, может это хорошо, может они увидятся? Может они помирятся? Они были друзьями так много лет назад, они просто не могут расстаться совсем... Это же так больно. Луна не хотела бы, чтобы они расставались навсегда, это такое страшное слово. И в глазах Панси она видит это самое страшное слово, такое страшное, как пропасть в темной воде. Она не хочет этого, не хочет видеть в глазах Панси такую боль, такую пропасть. Это страшно, это так больно, что хочется закрыть глаза и вспомнить, какой он идеальный мир Луны Лавгуд, где все счастливы, где все вместе, чтобы не случилось.
   У Луны так сильно стучит сердце, ей нужно подумать, просто подумать, чтобы успокоиться, чтобы все не разлеталось так вместе с каждым словом или взглядом, прикосновением Панси, ее мечты и вера. Крепкой и настоящей, которую так легко разрушить словами. Но только на время, невозможно разрушить совсем, когда видишь перед собой любовь. Подумать о небе, о Драко, о мире, о папе, о начавших цвести на прошлой неделе голубых розах в саду ее дома. О чем угодно и о самом, самых любимых. Чтобы перестать ощущать на себе ненависть и перестать плавиться под ней, ощущая свою вину, свою любовь и свое отчаяние, потому что в ее мире все должны быть счастливы. Неужели это невозможно? Вздохнуть лимонный воздух, чтобы снова понять, где она и кто она, а он приводит в себя. А у нее так часто бывают с этим проблемы... Так просто же раствориться где-то там, где ты сама себя не знаешь и не видишь... Вспомнить, что она Луна Лавгуд, ей 17 лет и что она сидит сейчас здесь и считает это совершенно нормальным, единственно верным, потому что это ее жизнь, а все что в ней происходит... Потому что любит. Потому что полюбила и верит тому, кому любит. И не понимает как иначе.
   Панси мотает головой, а Луна смотрит на нее еле дыша и пытаясь понять, что ей сделать, как убрать эту боль Панси, как будто бы впитывая то, что чувствует эта девушка напротив. Как будто осколки стакана, рассыпанные на столе, объединили их души, собрали их мысли, их чувства во что-то единое, как общие руки на столе. Боль за тех, кого любишь, не хочешь и не можешь терять - самая сильная в мире и на свете. Луна тоже смотрит на газету по которой постукивает миссис Блетчли, газета намокла и изображения на ней уже почти не видны. И сейчас совсем не верится, что это они там - Луна и Драко, что это не тот светлый и самый может быть счастливый день в ее жизни, теряются в темной и светлой воде, как будто уходит куда-то далеко, вниз, вниз и снова вниз... Туда, где Луна и Драко даже и не знакомы. Где они не перемолвились ни одним словом в подвале его дома в прошлом году. Где Драко Малфой не благодарит Лунатичку в письме... Где ей не кому ответить. В глазах мрачнеет и она сама уже ничего не видит. Все, что было после теряется. Кажется, у Луны есть восприимчивость к боли других, она хватает ее, впитывает и если и не забирает, то теряется сама, просто не зная что делать, как это изменить, чем можно помочь. Она хочет счастья всем. И Драко и Панси. И себе, но нельзя быть счастливой, когда больно тем, кого любишь.
   Уйдя моментально в себя, Луна так сильно вздрагивает от неожиданных слов Панси, удивившись, что сейчас можно говорить, что звуки есть в мире. Чувствует себя, как будто перед глазами сверкнула молния и в миг пропала. А то была резкая боль, от других холодных пальцев вцепившихся в ее, лежащих на одном столе таких разных и одинаковых рук. Даже не замечает какая опасность сейчас была быть поцарапанной или еще что хуже... И даже бы приняла это, как то, что чувствует, но только в душе пока, такую боль. Луна не пытается вырваться, не вскрикивает, она только закусывает нижнюю губу и молчит. Она не хотела ничего говорить о выборе. Она так не права. Рука Панси сильно сжимает ее руку, а Луна чувствует эту боль и перенимает через это прикосновение, первое между этими людьми, впервые разговаривающими друг с другом так долго. А может и совсем впервые разговаривающие. Комментарии давным-давно про ее Луны одежду и украшения так совсем сейчас далеки, как будто бы их совсем и не было никогда... Но это не совсем разговор и Луна так думает. А теперь разговор. Настоящий. И его бы никогда не было, не будь на свете странного стечения обстоятельств, когда люди сходятся, встречаются и остаются рядом, а не все остаются из-за этого... Луна снова повторяет про себя этот вопрос. Почему все не могут быть счастливы?
    Она слушает Панси внимательно, не перебивая, все так же закусив нижнюю губу, не от глухой боли, а чтобы не вырвались сейчас все извинения и слова, что она ее понимает, что ей так больно за нее. И что это не ее выбор, она не так хотела сказать, но все так, но ей больно очень за нее, за Драко, что так все вышло... Это совсем больно, это совсем жестоко, Луна не имеет никакого права так говорить и не будет так говорить. Она даже не знает сразу, что ответить на слова, что они не подходят друг другу, когда она видит перед собой его глаза и чувствует, как улыбка сама возвращается на лицо, а взгляд становиться совсем отсутствующим, а в то же время из глубин души поднимаются и другие чувства. Но она быстро собирается и надеется, что Панси ничего не заметила, обратно становясь серьезнее и счастливее внутренне, но не светясь внешне. Не время улыбок и свечений. Не время любви в глазах, которая плавит кожу, оставляет лишь счастливую где-то душу, отзывающуюся на все слова, взгляды, прикосновения. Луне не больно от того, что ее запястье полностью во власти Персефоны Блетчли, она даже чувствует, что ей так легче, легче будет говорить и пытаться говорить, как будто ее поддерживают. Так странно, думает сейчас Луна Лавгуд, но на то она и Луна Лавгуд, чтобы так странно думать.   
   Она просто любит. Поэтому все, что говорит Панси плохое про будущее, про настоящее скользит мимо и мимо нее. Но оно поднимает в ней то, что ее пугает. Ей же страшно. Конечно, страшно. Панси так права, Луна так боится остаться одна. Она знает, что любовь будет с ней и все равно... Но она не верит, она боится верить в такие слова и не понимает зачем ей в них верить.
   - Я не верю, что он бросит меня, - мотает головой, как бы повторяя Панси минутами раньше, даже не имея возможности представить то, что может быть, но не может никогда.
   Видит глаза, кого любит и не может забыть, не может так сосредоточится, как должна была бы на других людях. Она стала совсем рассеяннее, она невнимательна и счастлива.
   Видит перед собой его, его руки на своих руках, на своей талии. Помнит, как целовал, как они впервые поговорили после подвала мэнора. Помнит, как улыбались. Помнит, как впервые увидела его улыбку. Как после такого можно бросить? Даже, если бросит. Разве это не то вечное, что приближает к счастью, что навсегда в мире твоем. Не то вечное, ради которого необходимо жить и Луна живет. Когда растворяешься и в тоже время оживаешь. Тебя больше нет и есть. Это все вместе. Это боль, от которой не больно. Это доверие, когда даже не веришь в счастье до конца. Веришь. Но даешь выбор. Если уйдет... Так он знает, что лучше. Она же верит ему.   
   Но Луна не понимает, до конца не понимает, почему же они не подходят друг другу сейчас, когда она видит совсем иное. Но она правда не видит ни одной пары в мире, которая не подходила бы друг к другу, если они любят, хотят подходить. Хотят - значит точно любят... Просто любить...
   - Почему все считают, что подходим? Почему, Панси? И газеты и ты и все, кого ты перечислила сейчас... Почему Драко тоже должен так считать... Почему газета всему доказательство... И он умеет любить, я знаю... - Луна тихо задает вопросы, на которые, если бы подумала, может смогла бы ответить сама. Но она не хочет думать. Она неуверенно и робко говорит то, что чувствует и что на сердце... Почему не любит... Видит иное, совсем иное, слышит, плавит мир опять и остается в мире опять только ради того, что в душе. Странные сережки, странное цветное платье, смешной браслет и звонкий смех и Драко. Так это все звучит и веришь. Но вспоминаешь, что говорили о тебе в школе и так уже сомневаешься, вдруг ты не права. Нет, Луна не может оставить Драко боясь, что бросит ее. Никогда. Но вдруг она испортит ему жизнь и от тоже станет странным и изгоем? Луна переживает, если только про бросить за это. Она его никогда не бросит, но если он захочет уйти, это же правильно, не странным и изгоем... Ему нельзя быть странным. Значит его жизнь там, где нет ее, станет лучше. Она понимает и верит, что это так.
   - А если... если... - у Луны слишком перехватывает дыхание, оказывается тяжело говорить, представляя такие вещи, от которых так больно. - Если он встретит в этом мире куда более интересные вещи, чем я... Я отпущу. Нет, Панси, мне будет больно, будет очень, наверное. И даже не наверное... Ты так права, - Луна помолчала и с трудом вдохнула воздух, кажется, они с Панси так тяжело сейчас говорят, но говорить необходимо. - Может и умереть немножко захочется. Когда кто-то уходит нам хочется последовать туда, где будут те, кто уходят. Но если кто-то уходит по своей воле. Уходит, но остается в этом мире...
   Луна перестала быть бледной, румянец появился на ее щеках, вовсе не от смущения или от жаркого воздуха кафе, ей медленно становилось так беспомощно и нехорошо, и в то же время знала, что все будет хорошо.
   - Но он будет в этом мире. Этого достаточно, чтобы захотеть не умирать. И я верю ему.
   Она прячет глаза, смотрит немного в сторону, но не вырывается, просто прячем глаза. Не хочет плакать, хотя все к этому уже ведет, не хочет вырываться, но ей почему-то кажется, что Панси знает о чем говорит, но все равно упрямо стоит на своем. Ей становиться легче, от того, что кто-то выразил ее страхи, а она знает что отвечать, что даже если она боится, а она порой боится, что потеряет, очень сильно боится. Луна боялась, что однажды Драко заметит, как много и бесповоротно много у нее мозгошмыгов в голове и просто уйдет. И она не будет его винить. Ни в чем и никогда. Он подарил ей свет, он подарил ей надежду там, где ее не было совсем. Он подарил ей смысл жизни, который заключается в том, чтобы продолжать любить мир и людей в нем, чтобы не случалось. Луна всегда старалась так делать. Она верила, но это все было тогда, а теперь все было по-настоящему. Когда твои испытания длятся куда дольше, чем один день в подземелье, ты начинаешь еще более иначе видеть мир.
   И что с нее взять? Про что говорит Панси? Что в ней, в Луне такого особенного, чтобы с нее что-то брать? Она любит, но не хочет, чтобы что-то было не так. Она хочет радовать и улыбаться каждый день. И если это все окажется не нужно, так сразу, вдруг... Значит где-то есть лучше. А когда любишь кого-то, хочешь самое хорошее.
   Быть вычеркнутой из чьей-то жизни, так быстро, моментально... Но свет, который живет в сердце Луны сильнее ее самой, даже темные чернила, если вдруг когда-то вычеркнут ее из жизни все равно не затемнят тех слов, тех взглядов и прикосновений, что уже были. А это стоит того, чтобы жить. О чем жалеть, если она так счастлива, хоть так и больно за Панси, сейчас? Луна надеется, нет, она верит. Что все будет хорошо. Она всегда в это верит, даже, когда кроме свечи в подземелье никого не было. А потом появился Драко. И свет стал ярче. Он становился постепенно сильнее-сильнее... Такой свет никогда не гаснет. Ни для кого.
   Так многое надо сказать, а так все перемешалось. Что делать...

Луну так быстро и незаметно отпускают, что она даже этого не замечает, пока не видит свои руки сцепленные у себя на коленях. Теперь ее не держат, значит надо держаться самой, не давать упасть в пропасть безнадежности, которая всегда так близко, когда все так сложно.
   Смешок Панси, ее тяжелый вздох, и еле слышный смех, говорили Луне о том, что она совсем ничего не понимает. Что она что-то не то говорит и может совсем что-то не то думает. Потому что говорить про любовь, это не так просто, если ты говоришь с той, кто от этой любви уже пострадала...
   Луна непонимающе смотрит на Панси, когда та пытается сказать что-то вроде вопроса. Ей кажется, что это что-то очень важное для Панси, но не может понять и даже так просто предположить что. Она вообще скоро совсем потеряется в понимании всего. Как понять мысли и действия другого человека, если ты не слышишь их, а значит не знаешь? И только остается самой придумывать, пытаться понимать и не всегда это бывает удачно. Сейчас Луне больше всего на свете бы хотелось просто сидеть где-нибудь на берегу неспешно бегущей речки и смотреть, улыбаясь, вдаль, держа свою ладошку в его руке и так понимая свое счастье в тот миг. Ей бы хотелось спросить сейчас, что ей ответить Панси на то, о чем она спросит ее скоро. Заснуть у него на плече и просыпаясь подумать, что это все было сном.
   Луна, которая уже скорее Малфой, чем Лавгуд, потому что полностью прониклась этим человеком и считает, если не его частью себя, то себя точно его частью. Она не знает жестокостей, она не знает обмана. Для нее они все не существуют. Возможно, потому что она достаточно сошла с ума для этого еще давно, до того, как встретила Драко... Но ка же это! Как же это, когда тебя любят, когда ты знаешь, что можешь быть рядом и все твои улыбки будут расцениваться, как если не самое большое сокровище, так точно, как что-то, что даришь только одному человеку. Можно дарить улыбки всем, но каждому человеку они получаются личные, свои. Драко Луна улыбалась совсем иначе, чем Джинни, совсем иначе, чем папе и она всегда терялась где-то в глазах Драко Малфоя, улыбаясь так. А когда улыбается Драко, то точно можно поверить во все что угодно, в какие угодно события и в какую угодно любовь. Такая любовь не приходит просто так... Она приходит откуда-то сверху, с облаков или деревьев... И Луна правда думает так. Не потому что не знает, что так быть не может, но ей кажется, что все так.
   Тактично кивая, не собираясь расспрашивать, все еще чувствуя, что щеки только начинают холодеть обратно, Луна поднимает удивленные глаза на Панси, которая согласилась с ней. Согласилась с Луной Лавгуд. Это ее так удивляет, что она даже забывает о том, что ей было нехорошо минуты назад. Медленно и один раз кивает, моргнув ресницами, делая это слишком медленно, впрочем как всегда, но сейчас ее глаза раскрыты слишком широко, а взгляд затуманен еще больше. Этот летний день такой странный. Он такой странный, что Луне кажется, что он не только никогда не закончится для нее, потому что она будет помнить его всю жизнь, но и изменит эту всю ее жизнь. Панси ей многое могла бы сейчас сказать, как показалось Луне, но она решила просто согласится с ней.
   - Да, это самое главное, - не отрицает Луна, кивает еще раз соглашаясь. - Если не верить, то и любить не очень получится. И хорошо, не важно, что ты хотела спросить...
   Оторопев от улыбки Панси, от ее взгляда, который она не смогла бы описать для себя до конца, Луна как под гипнозом, чувствуя странное опустошение, выслушивает Панси. Ее называют по имени, а это тоже удивило Луну. Когда Драко первый раз назвал ее по имени, а не фамилии, Луна была так счастлива и так удивлена, как это было неожиданно и приятно. Когда тебя первый раз называют по имени, а не фамилии или придуманного специально обидного прозвища, так это обезоруживает, особенно такую, как Луну. Она же сразу начинает верить. Как может тебя назвать по имени человек, которому хочется причинить тебе совсем злое? Это что-то неправильное, так не бывают, так не делают... Луна верит.
   Но она не знает, что ответить Панси. Она представляет, как подходит к Драко, берет за обе руки и говорит. И у нее получается это представить. В ее воображении Драко соглашается, хотя и не понимает зачем ей Луне это. Луне кажется, что все правильно, так и должно быть, она уже попалась, она подойдет к Драко и попросит его, расскажет ему с улыбкой и теплом в душе, что она виделась с Панси, что она очень переживает за нее, что она очень переживает за них и что Панси очень хотела бы увидеть его, Драко. И что Луна будет очень счастлива и спокойна, если Драко согласится увидеться с Панси. Они же так общались... Луна совершенно ненамеренно делает все так, что, возможно, и у Драко стирает подозрения, так смотря в пол и улыбаясь смущенно. По ней совсем не видно, что этот разговор был на грани того, чтобы обе девушки заплакали, а может и еще что хуже. Луна не знает, что она сказала правильно, а что не правильно или что в ее поведении может усыпило бдительность. Она поговорит. И совершенно искренне все расскажет и будет радоваться, если согласится. Но и переживать очень... И Драко останется решить, соглашаться или нет.
   А сейчас Луна еще сидит в кафе и ей страшно-страшно перед таким разговором с Драко. Это когда она рядом с ним ей уже станет так спокойно совершенно, как небу. А перед такими разговорами, ей как и любой девушке страшно и волнительно.
   - Я поговорю. Может записка потерялась, - смотрит на Панси, а потом в окно и неожиданно для себя улыбается. - Я думаю, все будет хорошо, раз тебе это так важно, Панси. Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо и счастливо и если тебе так важен этот разговор с Драко, то я, конечно, с ним поговорю и буду надеяться, что все получится.
   Для Луны Лавгуд это очень правильно, чтобы люди, которые много значили друг для друга, любили когда-то (а значит не могут перестать любить совсем навсегда, по-мнению Луны) просто обязаны не расставаться и не теряться. Луна снова кивает и умиротворенно вздыхает. Она уже не чувствует на своей руке чужого прикосновения, она чувствует только свое и посмотрев на пальцы думает о том, что все-таки это хороший день. Она не знает, что меняется в этот миг в ее душе или вокруг или во Вселенной, но ей снова становиться очень хорошо.