В какой-то момент я уже было подумала, что всеобщая паника и пришедшее в Министерство Магии царство тьмы меня  не коснется. Работала себе спокойно в Аврорате, потихоньку проносила пленным магглороженным волшебный палочки, обрабатывала раны, полученные во время допроса и делала все для того, чтобы не высовываться и получать побольше информации из Министерства. Каким чудом мне удалось избежать Империуса, ума не приложу, хотя могу посчитать, что всему виной талант моих прекрасных невинных глазок – точнее, невинных тогда, когда надо. Вот и на этот раз изворотливо-хитрожопый Роул с отвратительной ухмылкой на бледной роже посчитал себя слишком хитрожопым и клюнул на мое ничем не примечательное личико милой девули. А после… потом было проще.
Целых полгода было проще не показывать себя и тайком связываться то с Кингсли, то с Уизли, оповещая их о последних новостях Аврората. А потом оказалась в этом захолустье – заледенелая земля,  голые деревья, кое-где островки снега, а сквозь редкие ветки голых кустов пробивается свет уходящего дня. Весьма радужная картинка. А еще более радужной ее делает то, что подобное я вижу уже третий день, и не могу податься в свою квартиру, так как за ней явно наблюдают. Ровно как и за квартирой сестры, ровно как и за домом родителей, который я не могу подвергнуть такой опасности, ведь теперь за мной тянется хвост. Красавчик Роул постарался – ненароком увидел в моих руках чужую волшебную палочку. Верить мне не пожелал, проверил мое досье и убедился в том, что я далеко не невинная фиалка, которая не способна даже выйти на боевое задание. После этого и решил, что пришла и моя пора, однако у меня была фора, хотя не так много расторопности. И что в итоге? Три дня слоняюсь по свету, ночую в грязных маггловских мотелях, проникая в номера через окна, а рана на моем плече, оставленная режущим заклинанием уродца-Пожирателя никак не хочет заживать, хотя я перепробовала все известные мне средства – как и маггловские, так и волшебные.
Это было бы полбеды, если бы за эти несколько дней я не столкнулась с парочкой головорезов, которых явно послал Роул. И было бы полбеды, если бы я была полна сил – все же, у меня есть кое-какой опыт ведения боя. Но у меня нет никакого опыта ведения боя тогда, когда я схожу с ума от боли в плече и руке и тогда, когда меня все больше и больше лихорадит.
Сейчас прислоняюсь к дереву – на кору налип снег, и он холодит мой висок. От этого становится немного лучше, но ненадолго. Снова чувствую боль в левой руке, и снова кажется, будто бы ее с мясом  отрывают от туловища.
- Уродцы…
А еще мгновение и я слышу хрустнувшую ветку? Или у меня начинается бред? Определенно, я должна сматываться отсюда. Отдохнула пару минут – и понеслось дальше… Вот только у меня еще не начался бред, так как из-за редких деревьев слышится:
- Эй, крошка, - и я понимаю, что несмотря ни на что: на иссякающие силы и возможность расщепления, я должна аппарировать. Из-за жара голова работает плохо, поэтому я даже не осознаю, какое место у меня появляется в голове. А когда осознаю, то уже поздно. Я падаю на землю, больно ударяюсь коленями и сдираю ладони о шершавую поверхность камней, которыми мощена улица. Надо мной красуется надпись «Аптека Малпера», а я стою на четвереньках прямо у ног… ее ног. Увидев это лицо, я чувствую, как меня сковывает ужас – настоящий ужас. Вообще-то меня довольно трудно напугать, но не в таком состоянии и не в таком положении. Хватаюсь за палочку, но понимаю, что это бесполезно, совершенно бесполезно. Она здесь – недаром Косой Переулок полностью пуст. И почему, почему меня занесло именно сюда? Ах, ну да, рефлекс – ведь неподалеку от аптеки моя квартира… Срань господня, ну я и влипла.
Медленно пытаюсь подняться, но у меня ничего не получается. Только смотрю снизу вверх на волшебницу, но не вижу от нее никаких действий – никакого нападения, ни пафосных фраз.
А потом у меня мгновенно отлегает от сердца, зато начинает трясти, да настолько сильно, что я готова вот-вот потерять сознание.
- Мерлинов подгузник… - вырывается у меня, и мне уже плевать на ругательства. – Миссис Тонкс, – выдыхаю. Смотрю по сторонам – никого. Потом снова на Андромеду Тонкс, которую я впервые в жизни спутала с ее сестрой, которую, кстати, никогда в жизни не встречала. – Да что же вы стоите? За мной хвост, если вас увидят со мной, тут же схватят, уходите скорее!
Это все, на что у меня хватает сил, а после этого мое сознание впервые за трое суток резко заполоняет непроницаемая темнота.

Отредактировано Hestia Jones (2014-02-05 19:42:28)

Кажется, я прихожу в себя. По крайней мере, снова чувствую, как все тело ломит, чувствую головокружение и тянуще-пульсирующую боль в плече, которая расходится по всему телу и превращает меня в немощное существо, неспособное нормально пошевелиться. А еще страшно хочется пить. И кружится голова. И вообще странное ощущение чего-то нехорошего.
А потом, несмотря на все свое состояние, я резко подскакиваю – точнее, пытаюсь подскочить, ибо сил на то, чтобы поднять туловище, у меня нет. Но мысль о том, что я вляпалась хорошо заседает в моей голове и не дает возможности сообразить что-либо еще. Неужели они таки меня поймали? Но почему тогд я лежу на чем-то мягком? И почему никто не бьет меня, не применят Непростительные проклятья и не слышно голосов? Или же меня никто не собрался допрашивать, а просто так оставили гнить в каком-то подвале? Они это могут, подобная хрень происходит сплошь и рядом.
Вот только лежать почему-то очень удобно, пахнет травами, и рядом я улавливаю какое-то движение. Приоткрываю глаза – сначала морщусь, затем же несколько раз моргаю, и только тогда до меня долетают отголоски какого-то голоса.
- … Тонкс… дома… помогу тебе… - затем же голос стихает, и я снова остаюсь в тишине, а в голове моей снова появляются картины – бешеный темп аппарации по всей стране, боль в руке и во всем теле, егеря, Косой Переулок, и наконец женщина, которой я свалилась прямо под ноги.
Блядь!
На этот раз я точно подскакиваю, и пусть у меня нещадно кружится голова, а рука готова вот-вот отвалиться, я в панике осматриваю компану. Самая обычная уютная гостиная с пылающим камином, запавешенными окнами и заколдованными свечами – чтобы не менять через каждый час. На стенах какие-то фотографии, в вазонах цветы. К тому же, мне очень даже знакома эта обстановка, и я бывала здесь очень много раз. И именно поэтому меня тут же пронзает паника.
Как раз в этот момент в гостиную заходит женщина с дымящейся чашкой чая. Она выглядит довольно спокойной – конечно, каждый день перед ее глазами показывается огромное количество раненных, она привыкла. Она садится рядом, вручает мне чая, но я почти не обращаю на это внимание. Только в панике смотрю на миссис Тонкс, затем по сторонам.
- Безопасное? – на моем лице явно отражается недоумение. – Миссис Тонкс, они явно проследили мою аппарацию, а значит, могли проследить и вашу. А я нахожусь в розыске, и любой, кто может оказать мне какую-либо помощь, будет считаться таким же нарушителем закона, как и я.
Мой голос звучит тихо и вяло, явно выдавая то, что я снова вот-вот могу грохнуться в обморок. Да еще и моя здоровая рука так дрожит, что я не могу удержать блюдце с чашкой, и часть напитка выплескивается на меня.
- Вот черт… протите… - выдыхаю. Потом смотрю на миссис Тонкс.  - Ваш дом защищен? Насколько сильно? Какая вероятность того, что сюда может кто-либо проникнуть? – мне нужно было бы лечь, но я зачем-то обвожу взглядом комнату, которая начинает плыть перед глазами. – Они могут уже быть здесь, а они любым способом достанут меня, а теперь еще и вам попадет…  - снова кружится готова, и я ничего не могу с этим поделать. Укладываю ее на диванную подушку, а чашку пытаюсь установить на колени, хотя удержать ее довольно трудно.

Мне хочется отчитать миссис Тонкс после ее слов о защите дома – точно также, как она сейчас отчитывает меня из-за отношения к моему здоровью. Ведь те заклинания, которые она назвала – их может наложить любой одаренный школьник. Даже год тому назад Аврорат выдавал те идиотские буклеты о защите своего дома, с четкими инструкциями заклятья Фиделиус! А ведь Андромеда – мать аврора, она определенно должна знать! Но я молчу – сама не знаю почему: то ли из-за моего состояния, то ли из-за того, что миссис Тонкс довольно сурово отчитывает меня. А, может, потому что теперь она живет в этом доме одна, и ей нечего охранять. Да и какое живет - в это время такие как она все свои дни проводят в клинике, оказывая помощь больным. Там всегда не хватает рук.
И все же нужно будет потом напомнить ей о Фиделиусе - все же, это мой долг, позаботиться о безопасности других. Особенно, если нарушителем этой безопасности стала я сама.
Миссис Тонкс просит меня раздеться, а мне, пожалуй, меньше всего хочется это делать. Когда она помогает мне снять куртку и свитер - это еще ничего, но когда приходится стягивать с себя футболку с длинным рукавом, я морщусь, чертыхаюсь и, кажется, даже матерюсь. Возможно, потом мне будет за это стыдно. Шлейка моего бюстгальтера пропиталась кровью и еще какой-то гадостью, а еще от раны весьма неприятно пахнет - мне даже хочется выблевать. Наверное, меня сдерживает только моя невероятная стойкость и правила приличия - нехорошо загадить ковер в чужом доме блевотиной, да еще и в доме человека, который помогает мне, рискуя своей же безопасностью.
- Херня полная, - говорю я, сдвигая шлейку бюстгальтера с плеча. Болит же, до одури болит. Но я сжимаю зубы, делаю все, чтобы никак не выдать то, как мне больно и рассматриваю ранение. Это большой продольный порез через все плечо, очень глубокий. Вокруг него - воспаленное покраснение, по краям, кажется, коже уже начала загнивать. Отсюда и запах.
"Блядь, ведь если бы я так прождала еще несколько дней, то могла бы лишиться руки"
- Это от какого-то заклятия, - говорю я, пока миссис Тонкс занимается флаконами и зельями. - Думаю, что это может быть даже проклятье, так как изначально я вообще ничего не почувствовала, а кровоточить начало далеко не сразу. Один из гадов попал в меня, когда я драпала из Министерства, после того, как попалась им - возвращала палочку одному из пленных.
Нет, я не хвастаюсь, ни капли. Просто так  проще отвлечься от боли и от того, что Андромеда собирается со мной делать. Люблю я покривить душой и понарассказывать, как не боюсь боли и пыток. Как бы не так. Я безумно боюсь попасть в лапы Пожирателей Смерти и подвергнуться Пыточному. Глупо, да? Наверное, дело в том, что я никогда ему не подвергалась. Но, конечно же, я засовываю этот страх в одно место, чтобы однажды полностью избавиться от него. Впрочем, то, что я испытываю последние дни - ничуть ни страшнее любого Круциатуса.
- Ау, - вырывается у меня после того, как рану обрабатывают второй раз. Болит еще сильнее. На глаза даже слезы наворачиваются. Я отворачиваюсь, стараюсь не рычать и не материться.
Смахиваю их здоровой рукой, смотрю сквозь пелену на миссис Тонкс. Закусываю губу, чтобы снова не вскрикнуть.
Ну а потом боль притупляется. Совсем немного, но резко, и я даже могу спокойно вдохнуть, хоть и по-прежнему возникает желание хлопнуться в обморок. Вместо этого я просто прислоняю голову к диванной подушке, чувствуя, что так головокружение значительно меньше.
- Вы волшебница, - вырывается у меня. - У вас золотые руки!
Понимаю, что еще рано радоваться, но должна же я как-то выразить свою благодарность? А красивые фразы - не моя парафия. Наблюдаю за движениями Андромеды и больше ничего не говорю: иначе как сморозну. А мне нравится эта женщина, она всегда была невероятно ко мне добра, пусть строга, но всегда приветливо улыбалась и относилась ко мне не как к подруге дочери, как это делают все матери подруг, а как к равному себе человеку. А я уже сегодня достаточно сквернословила при ней. Поэтому теперь - просто смотрю на нее, кажется, даже немного улыбаюсь.

Андромеда снова занимается своими зельями и склянками, неспешно переставляет их и рассматривает, а я вяло наблюдаю за ее уверенными движениями и за тем, как она бесшумно двигается по комнате.
- Луч заклинания попал меня только частично, я уже успела скрыться в камине, - произношу я. Чувствую, как заплетается язык. – Не могу сказать точно, не уверена, что разглядела, но он был черным – луч в смысле. Видела такие несколько раз, когда в прошлом году, когда эти ублюдки захватили наших и…
Резко замолкаю. Да, от лихорадки и от нервов я стала слишком болтливой. Но лучше уж избавить заботливого колдомедика от подробностей описания особенности моей работы – лучше ее лишний раз не нервировать, ведь даже для такого человека как она, подобное покажется «слишком».
– В общем не знаю, и знать не хочу, лишь бы рука не отвалилась, хотя, к этому, кажется, все и идет… - ворчу под нос.
Андромеда подходит ближе, приказывая мне раздеваться, и почему-то меня совершенно не радует перспектива остаться еще и без штанов. Во-первых, это лишний движения, а, значит, новая боль в плече. Во-вторых, без одежды я всегда чувствую себя странно беззащитной, а мне совершенно не хочется лишаться того, что поддерживает мою уверенность в себе. Ну и в-третьих, что уж кривить душой, мне просто не хочется светить своей голой задницей при миссис Тонкс. Хотя, это довольно странно, ведь я привыкшая, к тому же, с моей работой и трудовым коллективом довольно трудно быть стеснительно девочкой. Да и после всех моих визитов к различным колдомедикам…
«Тьху! Ну ты и дура, Гестия, придумала же себе!».
Постепенно, очень медленно спускаю с дивана одну ногу, потом вторую, сажусь. Голова кружится, тут же хочется упасть обратно на подушки, но я собираю все свои силы и не позволяю себе такой вольности. Одной рукой – здоровой, расстегиваю ремень джинсов, затем справляюсь с ширинкой и пуговицей. И, наверное, из-за своего состояния я не заметила, что Андромеда уже подошла к дивану и села рядом со мной на его подлокотник. А от этого мне еще меньше захотелось расставаться со своими родными-дорогими штанами.
Одной рукой это делается значительно труднее и дольше, я чувствую себя беспомощной, и если бы были силы, я бы злилась. Но при этом упорно игнорирую присутствие миссис Тонкс – не показывать же ей себя безвольной тряпкой? И продолжаю мучиться. Приподнимаю попу, стягиваю с нее плотно облегавшую ее серую ткань джинсов и начинаю стягивать ее с бедер. В итоге, с горем пополам, брюки оказываются отдельно от меня, и я сижу, немного сжавшись, в бюстгальтере и трусах. (Черт возьми, и умудрилась же я вчера спереть из маггловского магазина именно почти прозрачные кружевные трусики – другого выбора не было, а даже в бегах нужно хоть как-то следить за собственной чистотой).
Почему-то мне становится прохладно, и я даже начинаю дрожать, хотя это странно, так как еще несколько минут назад все мое тело буквально горело, лицо было покрыто бусинами пота. Я сжимаюсь, обхватываю себя здоровой рукой (больная замерла, и я стараюсь ею лишний раз не шевелить), а еще пытаюсь забраться обратно на диван, с ногами, чтобы поджать под себя колени. Так, как будто бы это может защитить меня от чего-то неизвестного. На Андромеду не смотрю, только упорно продолжаю безуспешные попытки сжаться в комок на диване.

Я уже было расслабилась, но едва моя голова касается подушки, слышится решительный голос Андромеды, которая тут же разбивает вдребезги все мои надежды на то, что я вот так вот сожмусь в комок и, возможно, на несколько минут отключусь, чтобы снова прийти в себя и смогу дальше стоически терпеть суровое лечение. Мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на нее несколько затуманенным взглядом, после чего приходится снова начать процесс «распрямления» и усаживания на диван. Какое-то время я так и сижу на месте, глядя в одну точку, и пытаюсь сфокусировать взгляд на какой-то неподвижной, видимо, маггловской, статуэтке на камине. Это удается мне через несколько секунд, после чего я медленно поднимаюсь на ноги. Они категорически отказываются меня держать, поэтому приходится срочно ухватиться за спинку ближайшего кресла. Я распрямляюсь и прикрываю глаза – таким образом головокружение мне кажется не таким сильным, затем делаю несколько глубоких вдохов, и от этого тоже становится легче.
Мое тело все еще бьет дрожь, и, кажется, она только усилилась. Я напрягаюсь, замираю, задерживаю дыхание, чтобы стать подобием статуи – почему, ума не приложу, но мне совершенно не нравится это состояние. Сильно стискиваю зубы, сжимаю губы в одну тонкую линию и открываю глаза, чтобы снова сфокусировать взгляд в одной точке. В этот момент миссис Тонкс начинает меня разглядывать, причем так детально, что дрожь моя только усиливается. А Андромеда, кажется, это не замечает, дотрагивается кончиками пальцев до моего плеча, и, странно – в тех местах я ощущаю, как по коже расползается странное тепло, и это оказывается даже приятно. Я даже немного расслабляюсь. Выдыхаю – медленно, снова втягиваю воздух, прикрываю глаза.
А потом миссис Тонкс просит перейти меня в другое место, и я резко прихожу в себя. Она сама берет меня за руку, за запястье, и как-то так получается, что она оказывается вплотную прижатой ко мне, и я снова мгновенно вытягиваюсь по струнке, и почему-то в этот момент совершенно не думаю о том, что у меня что-то там болит и что меня бросает то в дрожь, то в озноб. Довольно странное ощущение, учитывая мое состояние, к тому же, я пока не вижу никаких поводов, которые могли бы вызвать у меня столь необычное… волнение. Поэтому считаю, что это последствия жара и благополучно игнорирую его.
Только когда небольшие пальчики Андромеды легонько сжимают мое запястье, я задерживаю дыхание, и как зачарованная иду за женщиной. В себя приводит только ее просьба снять лифчик. Я широко раскрываю глаза и удивленно смотрю на Андромеду – мол, что, так сразу? Но через миг прихожу в себя, и тут же хмурюсь.
– Ах, ну да… точно, – завожу здоровую руку за спину, и мне приходится приложить еще кое-какие усилия для того, чтобы справиться с застежкой.
Отвожу взгляд от миссис Тонкс – не от смущения, конечно же, и правда – чего она там не видела? Вот только ее детальное изучение моего тела, прикосновения почему-то заставляют меня задерживать дыхание. Шея, плечи, грудь, живот, бедра – и внешняя, и внутренняя их часть, колени… Почему-то обращаю внимание на все. Из-за лихорадки моя кожа становится слишком чувствительной. Когда ее пальцы скользят под моими коленками, я приоткрываю рот, вдруг понимая, насколько у меня пересохло во рту. Облизываю губы, но это не помогает. Да, я ведь безумно хотела пить, но пролила свой чай… Да и вообще,  под коленками, как и на руках, у меня самые чувственные места, и лучше, чтобы никто к ним вообще не прикасался, кроме… определенных моментов.
Моя мысль тут же обрывается, так как вдруг Меда (эм… с какой стати теперь миссис Тонкс для меня Меда?) вдруг начинает стаскивать единственный предмет гардероба, который на мне остался. У меня перехватывает дыхание, когда руки касаются моих ягодиц, едва ощутимо сжимают их, и я зачем-то, неосознанно, протягиваю руку к женщине, но тут же ее одергиваю. Миссис Тонкс вдруг поднимается на ноги, хотя, впрочем, не отстраняется, только е руки скользят вверх по моей спине, поднимают волосы, которые выбились из небрежного пучка – наверное, ее взгляду должны открыться две родинке сзади моей шеи, которые постоянно прикрыты шевелюрой.
Мед… Миссис Тонкс что-то говорит, прямо мне в волосы, и я еще сильнее вытягиваюсь по струнке. Кажется, по коже расходятся мурашки. Ну я и замерзла! И мне нравится эта хватка на моей шее…
И вдруг Андромеда заканчивает осмотр и медленно отходит от меня, и я меня снова охватывает холод, я веду плечами, мне становится как-то не по себе, и чего-то не хватает. Снова чувствую сильное головокружение и пульсирующую боль в плече. Хотя нет, целительница слишком далеко не отходит, да и рассматривать меня не прекращает, а я не могу понять, почему меня это так волнует. Вот в последний раз меня вообще глава Аврората осматривал, а это еще тот видный парень – а я даже не напряглась!
Миссис Тонкс что-то говорит про ванную, показывает мне халат, а я наблюдаю за ее губами. Чуть прикрываю глаза, крепче хватаюсь за спинку дивана и молча киваю на каждую ее фразу. Ну а что мне еще остается делать?
– Ай! Ой, – вырывается у меня, когда Андромеда накладывает на рану водоотталкивающие чары.
Больно, сука!
Как хорошо, что я не сказала это вслух…
Андромеда рассказывает мне, как добраться до ванной комнату, а сама идет к выходу. Я стараюсь не смотреть ей вслед, а после, с трудом превозмогая слабость стараюсь дойти до ванной комнаты. Самое сложное – это подняться по лестнице, но, благо, она небольшая – не как в тех мрачных вычурных домах так называемых аристократов. Ванная  комната тоже небольшая, но светлая и уютная. Я избавляюсь от трусов, выбираю себе пушистое голубое полотенце.  Я открываю кран, хочу залезть в ванну, но вдруг чувствую, как у меня темнеет в глазах. Хватаюсь за стену, в итоге приходится съехать вниз, сесть на пол и прислониться виском к бортику ванной – он прохладый, так хорошо…
Не знаю, сколько проходит времени. И не знаю, была ли  я в отключке. Но когда прихожу в себя, то, чувствую тошноту, кружится голова, а вода по-прежнему течет и течет… Пытаюсь встать, и мне удается даже забраться в ванну, но распрямиться так и не получается. Двигать больной рукой так и не могу, даже чтобы дотянуться до мыла – правая рука же держится за бортик ванной, чтобы я не упала и не расшибла себе лоб. Кое-как добираюсь до струй воды, но когда они попадают мне на спину, то кажутся столь горячими, что я мгновенно отдергиваюсь.
– Блядь, вот сука… – непроизвольно вырывается у меня и разносится по ванной.
Еще один приступ головокружения заставляет мне прислониться виском к стене – прохладная, как хорошо…

Сквозь неплотно закрытые веки я улавливаю какое-то движение. Чуть сильнее приоткрываю глаза, и вижу, что дверь открыта, а на пороге стоит Андромеда собственной персоной, причем вид у нее довольно решительный. Я креплюсь. Вообще, я взрослая и сильная девочка, что мне там какая-то слабость и головокружение! Ничего, конечно же! Как только Андромеда приближается ко мне, я стараюсь распрямиться – так, как могу, конечно же, держась за стенку и дрожа. А потом резко понимаю, что предстала перед Медой (блядь, почему снова Медой? Она старше меня лет на пятнадцать!) в чем мать родила, и понимаю, что это снова вызывает во мне довольно двусмысленные чувства. А после заявления о том, что она будет меня мыть, я вообще в обморок хочу хлопнуться. Состояние к этому располагает, однако обморок почему-то не получается. Вот же подстава-то! Поэтому приходится решительно взглянуть на женщину, которая снова занялась какими-то настойками и вот уже вручает мне флакон. Точнее не вручает, а подносит его прямо к губам, да еще и приближается настолько сильно, что я могу рассмотреть все мелкие морщинки у ее глаз и губ, и ее длиннющие ресницы, и ее чуть растрепанные светло-русые волосы. Обычно, когда я видела Андромеду, она всегда выглядела идеально аккуратно – словно бы в противовес своей дочери, и теперь мне она кажется совершенно непривычной с заляпанной брызгами воды блузкой, застегнутой под горло, с растрепанными волосами, но при этом такой же строгой и решительной. Что странно, я и сама совершенно по-иному воспринимаю ее, хотя в то же она остается для меня все той же неплохо знакомой мне мамой Доры.
Нерешительно делаю глоток зелья, оно оказывается прохладным и приятно отдает травами, и вот я залпом осушаю флакон. Проходит несколько секунд, и я действительно чувствую, что в голове проясняется, куда-то уходит тошнота, и слабость тоже. Рука все еще болит, и пить хочется, но это такие пустяки, по сравнению с тем, что было пару минут назад.
– Ну просто эликсир жизни! – говорю я, усмехаясь и облизываясь. Зачем делаю последнее – ума не приложу, но мне хочется это сделать. Тем более, мой взгляд скользит по подбородку и шее Меды (?!), задерживается на том месте, где заканчивается горловина блузки и начинается оголенная кожа.
Сглатываю.
Очень удачно, что Андромеда забирает у меня флакон как раз в этот момент и ничего не видит. А я уже чувствую себя полной сил для того, чтобы заняться принятием душа. Меда помогает мне встать, и я чувствую едва ощутимую слабость в ногах, и дрожу, когда ее рука касается моей – слегка выдыхаю, когда она отпускает меня.
– Я уже говорила, что вы главная чародейка среди всех чародеек? – произношу я с усмешкой – она как-то сама по себе обрисовалась на моих губах. – Ну я просто  живой человек теперь, а вы моя спасительница, Андромеда…
Резко замолкаю. Само по себе вырвалось, прежде я никогда не называла ее по имени, только уважительно – миссис Тонкс, иногда даже «мадам» - немного в шутку, но больше по той причине, что ей это шло.
Мгновение моего смущения быстро проходит, и я тут же снова начинаю широко улыбаться.
Уже тянусь за мочалкой, но Андромеда успевает раньше – берет ее, старательно намыливает мылом с запахом фиалок, а я на этот миг замираю. Почему-то становится не по себе. Ее взгляд скользит по моим бедрам, и… нет, мне не хочется прикрываться. Наоборот же. Совершенно не хочется.
– Вы будете купать меня, как ребенка? – пытаюсь пошутить я, и как-то глупо хихикаю. – Уж больно вымахала…
Замолкаю, когда она прикасается ко мне. Медленно так, как там, внизу только еще более… томительной. Зачем-то набираю полные легкие воздуха, а еще покачиваю бедрами, но в какой-то момент ее рука опускается ниже, я напрягаюсь, точно также, как и там, внизу. И при этом не могу перестать наблюдать за этими неспешными и педантичными движениями.
Она просит повернуться спиной, но я не двигаюсь с места. Наблюдаю, как она ведет рукой по лбу, и как на бледной коже остается мыльная пена.
– У вас здесь… – говорю я, но не договариваю, только поднимаю руку, чтобы собрать белую субстанцию с ее лба двумя пальцами здоровой руки. Не учитываю, что с меня ручьями вода, а поэтому волосы Андромеды оказываются мокрыми. Капли попадают на блузку, причем в немалом количестве, и по голубой хлопчатобумажной ткани тут же начинают расползаться несколько пятен, из-за чего ткань тут же прилипает к телу.
– Ох… простите, – вырывается у меня, хотя я совершенно не чувствую себя виноватой. Но нужно ведь что-то сморозить, обязательно нужно. – Я как всегда!.. Возможно.. Я ведь уже хорошо себя чувствую, и…
Поднимаю руку, чтобы поправить упавшую на глаза мокрую прядь волос, и снова немного брызгаю на Андромеду.
– Вот же ж… – с языка чуть не срывается привычное для меня грубое ругательство, но я мгновенно замолкаю, отчего-то виновато, но в то же время с задоринкой косясь на миссис Тонкс. – Вот же ж я клуша! Скоро будете еще мокрее меня, – усмехаюсь. Смотрю на женщину, которая стоит передо мной и сжимает в руках мочалку, с которой в ванную капает пена.
– Вы так помогаете мне, я себя просто неловко чувствую, – слова произносятся как-то сами собой. Говорю их своим обычным тоном, но все равно слова звучат очень искренне. – Свалилась вам обуза на голову, да еще и калека!
Фыркаю, при этом неотрывно смотрю на женщину, и зачем-то облизываю губы. На меня течет теплая вода из душа, строится по телу, я же словно бы размазываю ее по телу здоровой рукой, на самом же деле пытаюсь хоть чуть-чуть прикрыть как и рукой, так и не смывшейся пеной затвердевшие вздернутые соски. Или не пытаюсь?

Отредактировано Hestia Jones (2014-02-06 18:21:16)

Она кажется какой-то взволнованной, да нет – даже слишком взволнованной. От горячего воздуха щеки Андромеды раскраснелись, на лбу и над верхней губой появилась испарина, на волосах влага, и почему-то это зрелище мне кажется настолько привлекательным, что мне совершенно не хочется отворачиваться к стене. А когда отворачиваюсь, мне кажется, будто бы я чувствую на себе пристальный взгляд, отчего меня бросает в жар. О том, что еще может происходить с моим телом, я думать не хочу. Да и не должно ничего происходить.
– Неужели, если я останусь наедине с собой, то стану совсем плохой девочкой? – смеюсь. – Хотя последствия постараюсь организовать самые что ни на есть приятные.
Мой голос звучит странно,  определенно очень странно. Как будто бы эти слова значит что-то еще. Но что – сказать не могу.
Ощущаю прикосновение мочалки  и кончиков пальцев к своей спине, и едва могу сдержать хриплый вздох. Снова начинает кружиться голова, но совершенно не так, как еще недавно. Я хватаюсь рукой за стену – так становится проще. А потом вдруг Андромеда убирает руку, я слышу, как она отходит, и только чуть-чуть поворачиваю голову назад, но она уже стоит ко мне спиной. Каким-то образом ее блузка намокла и сзади и прилипла к спине. Я вижу, как она облепила фигуру – эта женщина стройнее, чем я думала. Окидываю взглядом талию, юбку-карандаш, которая заканчивается ниже колен, и довольно стройные ножки в самый простых телесных колготках, довольно стройные. А после – резко поворачиваюсь к стене.
Неприлично так разглядывать хороших людей, Гестия! – говорит мне мой внутренний голос.
А нехороших – разве прилично?
Заткнись!
Все затыкаются.
А Андромеда, нет же, точнее, миссис Тонкс покидывает ванную, и даже помещение теперь кажется каким-то пустым. Я даже явственно ощущаю, как в воздухе остается витать запах ее духов – то ли какие-то фрукты, то ли какие-то цветы. Или мне просто кажется?
Поспешно обливаю себя водой, чувствую, как с меня стекает пена, после чего быстро выключаю воду и выхожу с ванны. Ноги соприкасаются с прохладным полом, и я морщусь, но это немного приводит меня в себя. Хотя отчего приводит? Я тянусь к голубому полотенцу, начинаю вытирать себя – опять же, это получается слишком долго, ведь я могу орудовать только правой рукой. Матерюсь, когда чуть-чуть задеваю рану на плече. Стою перед зеркалом, наблюдаю за тем, как мое тело высыхает от прикосновений полотенца, а в голове появляется уж очень кощунская мысль. Нет, конечно же, этого не могла бы сделать она – я что, сама не могу вытереться?
Вешаю полотенце на крючок, беру пушистый халат и надеваю его на себя. Он теплый, уютный, только поморщилась от боли в плече. Наклоняюсь, подбираю свои трусики и прячу их в карман халата, затем же, идя босиком, тихонько приоткрываю дверь и выхожу в полутемный коридор. Его прохладных воздух соприкасается с моей разгоряченной кожей, и мне отчего-то становится так хорошо… Мокрые волосы лежат на плечах, и мне даже не хочется надевать капюшон.
Она стоит здесь, прислонившись спиной к стене, прикрыв глаза.
– Андромеда? – чуть окликаю ее. Да черт возьми! – Простите, миссис Тонкс.. с вами все в порядке?
У меня такой хриплый-хриплый голос. Я чуть сильнее затягиваю пояс халата – он на меня чуть больше, чем требуется. Чуть склоняю голову на бок, в темноте рассматривая лицо Андромеды. Она выглядит какой-то бледной, волосы совсем растрепались – высохли же, ее воротник расстегнут, открывая мне взгляд на светлую шею. Такую аппетитную шею… Смотрю не в лицо миссис Тонкс, а на ее шею, поднимаю взгляд к губам.
– Наверное, я такая капуша, что вы успели уснуть, пока я думала и пыталась вытереться? – смеюсь, да так глупо себя чувствую!
А по телу снова расходится дрожь – неужели снова становится хуже?

Андромеда действительно выглядит несколько странно. Озабоченно, что ли? Или как-то обеспокоенно? Она не была такой, как только я свалилась ей на голову, тогда она действовала смело и решительно, теперь же выглядит слегка сбитой с толку. Я смотрю на это, чуть хмурюсь, и отчего-то чувствую странно смущение. И что-то мне подсказывает, что я выгляжу примерно как она, и поэтому спешу поскорей спрятать свое лицо в темноте.
– Возможно, я бы лучше… – хочу проговорить «ретируюсь», но вдруг Андромеда резко отходит от стены, подходит ко мне, и точно также прижимает меня к стенке. В этот момент я чувствую себя какой-то странной безвольно куклой, которая не может отдавать отчет в том, что происходит и в том, что может произойти. Вообще-то это мне нравится – я всегда любила пускать все на самотек и только наблюдать за тем, что со мной происходит, здесь же все кажется довольно непонятным, но… захватывающим?
– С чем делать? – вырывается у меня, но я тут же замолкаю. Ах, да, заклинание. Андромеда делает взмах волшебной палочкой, и с моего плева исчезает защитная «пленка», и я мгновенно чувствую, как увеличивается боль. Не такая резкая и пульсирующая, как была, но неприятная и ноющая, как у заживающей серьезной раны. В принципе, как оно и есть.
Я сжимаю зубы, при этом мой взгляд блуждает по вороту блузки миссис Тонкс, по ее горлу, но в тот же миг я резко отворачиваюсь, а целительница отходит в сторону. Она разворачивается, уходит, я только на миг замечаю, как она удаляется, покачивая бедрами, и направляется в сторону лестницы. Я слышу ее приглушенные ковром шаги, сама же трясу головой, вдыхаю, и на нетвердых ногах тоже иду к лестнице.
Миссис Тонкс, видимо, отошла в какое-то соседнее помещение, я же стараюсь не думать, куда и зачем, а просто иду в кухню, куда и должна была. Здесь пахнет едой, и, ощутив ее вкус, я понимаю, насколько проголодалась. Три дня питать сухарями и краденными с заправок чипсами – это не хухры-мухры.  Стол накрыт на двоих,  и как всегда все максимально уютно, удобно и по-домашнему – какая же это для меня редкость. Работая в Аврорате, я все реже и реже ела домашнюю еду и все реже навещала родителей, а те вечера, когда я навещала Тонксов, всегда возвращали меня в детство, к нашим семейным ужинам с вечно веселыми родителями и мною с сестрой.
Пока я рассматриваю голодным взглядом тарелки, доверху наполненные едой, и решительно усаживаюсь за стол. Все-таки, хорошо она меня знает, знает, что я всегда обладала феноменально зверским аппетитом. А сегодняшний голод и вовсе какой-то особенный…
Андромеда не заставляет себя ждать, появляется в кухне и тут же начинает хлопотать за столом. Доверху наполняет мою тарелку, выставляет на стол бутылку вина, а передо мной – различные баночки.
– Может, буду помирать медленно, лет эдак пятьдесят-шестьдесят, но не рискну? – умоляюще смотрю на целительницу, но, конечно же, понимаю, что мои слова напрасны. Под ее суровым взглядом опускаю голову, вздыхаю. – Ну ладно-ладно, чего только не сделаешь ради такой самой талантливой целительницы…
Сама не знаю, почему хочу ее задобрить, но, открывая первый флакон, смотрю поверх него на Андромеду с какой-то странно лукавинкой во взгляде. И откуда она взялась?
Стараюсь выпить гадость залпом, но она обжигает рот и горло, и так хочется все вернуть обратно.
– Морганово проклятье… фу.. жжется, ай.. сильно жжется! – даже закашливаюсь, из глаз брызгают слезы. Смотрю на Андромеду, которая, кажется, только забавляется из-за моего несчастного вида, после чего строю еще одну деланно-жалобную рожицу, машу рукой, после чего решительно берусь за второй флакон.
– Ну ладно… была не была, – салютирую Андромеде и выпиваю зелье так, как будто бы это самый паршивый огневиски, который парни раньше часто таскали из ближайшего кабака для отмечаний выполнений тех или иных заданий. Кстати, и на вкус не хуже, поэтому с этим зельем все проходит значительно проще.
Затем же набрасываюсь на еду, в буквальном смысле набрасываюсь, уплетая за обе щеки потрясающую пасту и потрясающе запеченную курицу с овощами. Такое чувство, будто бы я не ела ни три дня, а три года.
– Сейчас я снова буду рассыпаться в похвалах и вы будете думать, что я подлизываюсь, – говорю я, не успев проглотить, ну и плевать, что с набитым ртом, я никогда особо не отличалась манерами. Снова заглатываю – уже третий кусок куриного филе, и от этого почему-то кажется, что я становлюсь только голоднее. – Или это еще какое-то заклинание? Чтобы хотелось больше и больше?
Усмехаюсь, накладываю себе еще больше на тарелку, на Андромеду смотрю почти с обожанием.
– Вы на все руки мастерица! Самая талантливая! Ничего вкуснее я в своей жизни не ела!
Затем же на какое-то время наступает тишина, слышно только то, как ты в тишине жуем и иногда приборы ударяются о посуду (мои приборы, всегда была эта ужасная привычка, нарушающая все правила приличия. И плевать!).
А когда мой пыл чуть угасает и я уже медленно дожевываю то, что есть, Андромеда начинает говорить, и у меня глаза на лоб лезут.
– Вы… вы это серьезно? – чуть не подавившись, но дожевав последний кусок, спрашиваю я. – Но… нет, я не говорю нет, но… сейчас такое время, мы и так все под ударом, а здесь еще я, беглый аврор, да и что уже скрывать – член Ордена Феникса, за чьи головы сейчас назначена награда. То, что об этом пока не знают – только вопрос времени, у этих уродов свои способы все узнавать, – я замолкаю. – Что, если что-то случится с вами? Из-за меня?
Но потом замолкаю. Она просила подумать. Хорошо, я не буду отвечать сразу, да и не хочется отчего-то говорить «нет», а «да»… как я могу.
Потом же молча отвечаю на тост женщины, салютирую большой чашкой с чаем. Смотрю на нее поверх чашки, о которую тут же начинаю греть вечно мерзнущие руки и почему-то улыбаюсь. Совсем немного, только краешками губ. С ней, с Мед… миссис Тонкс уютно, и хорошо. И мне нравится на нее смотреть.
Откидываю назад начавшие высыхать волосы, которые тут же стали лезть и в глаза, и в рот, и везде, куда только можно, замечаю, что халат на мне снова разошелся. Поправляю его воротник, при этом чуть выгнув спину, и затягиваю пояс, правда, под столом это не так уж удобно, поэтому получается кое-как. Делаю еще глоток травяного чая, облизываю пересохшие губы  - почему они всегда пересыхают, даже если я пью?
А еще мне хочется курить. Дико хочется. Где-то в кармане моей куртки остались сигареты, но я буду терпеть – Андромеда и без того уже причинила ей немало хлопот. А тут еще и дымить начну. Ничего, потом как-то выкручусь.

Отредактировано Hestia Jones (2014-02-07 00:46:12)

Я остаюсь одна как-то совершенно внезапно, даже не успеваю что-либо сказать Андромеде перед ее внезапным ретированием. Хотя, с какой это стати я вообще должна что-то говорить? Если Гестия, так сразу говорить? Впрочем, себя я знаю неплохо, поэтому да, если я, то сразу говорить, да еще и без умолку. Наверное, поэтому мне сейчас так странно сидеть одной в тишине. Кухня ярко освещена, и без Андромеды она кажется слишком большой, хотя на самом деле размеры у нее не так уж велики. Осматриваюсь, смотрю на стол, пустую посуду, пустые склянки, начатую бутылку вина и пустой бокал Андромеды. Про себя замечаю, что больше не могу ее в мыслях называть привычным "миссис Тонкс". Это кажется мне уж слишком... слишком отдаленным, словно бы я знаю двух женщин - миссис Тонкс, к которой я бегала на чаепития вместе с Дорой и Андромеду - знакомую, но незнакомую мне леди с выбившимися из прически светлыми прядями и лбом, измазанным мыльной пеной. От этого воспоминания я отчего-то начинаю дышать чаще, во рту пересыхает.
Вообще-то я бы сейчас с радостью выпила, но понимаю, что за подобное Андромеда меня сейчас просто-напросто убьет. Знаю я ее нрав, и не по наслышке.
А вот курить хочется. Настолько сильно, что я едва могу дышать. Кажется, я не делала этого целый день, для меня это совершенно не свойственно. Организм так и требует никотина, да и успокоиться хочется, хотя отчего - сама не пойму. Да и вообще, хватит что-либо понимать!
Поднимаюсь из-за стола, направляюсь в сторону гостиной, где осталась вся моя одежда. По пути отмечаю, что чувствую себя значительно лучше, мало того, во мне поднимается значительный прилив энергии - от зелий, от душа и от еды. Да и еще от чего-то еще, пожалуй.
Хватаю свою куртку - она теплая, закрывает задницу, и накидываю ее на себя. В кармане смятая пачка сигарет - тонких, но без всевозможных вонючих добавок, которые так любят магглы. Затем надеваю свои носки - чтобы ноги не мерзли, после чего решительно иду к выходу. Когда я прохожу мимо кухни, мне на мгновение чудится силуэт за окном, хотя может быть и очередной глюк - это мы умеем и практикуем. Издержки профессии и тенденций окружающего меня общества, неблагоприятно влияющего на мою психику. (Так бы сказала моя бабка-маггла, она... как их называют? Псих?.. в общем да, тот, кто работает с психами).
Тихонько выхожу на крыльцо, в лицо тут же веет прохладным воздухом. Мороза нет, ветра тоже, воздух свежий и приятный. Но я все равно кутаюсь в куртку, на голову накидываю капюшон, достаю пачку сигарет, волшебную палочку, чтобы подкурить, но тут же на мгновение замираю, поняв, что здесь и без меня пахнет сигаретным дымом. Оборачиваюсь, осматриваюсь - никого. Подкуриваю таки, но палочку не прячу: называйте как угодно - привычкой, паранойей. Но потом мне бросается в темноте силуэт - совсем рядом, возле деревянного столбца, подпирающего навес. Именно из-за теней я ее не увидела. Я бы могла поднять палочку, как всегда, когда творится нечто неладное, но не даже не думаю об этом. Подозрительно то, что я узнаю этот силуэт сразу, даже не рассматривая, но с хрена ли мне париться из-за своей подозрительности?
Я разве что подхожу к ней ближе, тоже опираюсь плечом о тот самый столб и смотрю на Меду, выпуская облачко дыма изо рта.
- Но только не нужно ругаться, - говорю с улыбкой. - Да, я совсем не забочусь о себе, я совсем не думаю головой, я еще слабая и только после душа, вышла на такую холодину и прочее-прочее, и вообще я бяка - продолжаю. - Но, вижу, - смиряю взглядом то, как пальцы Андромеды сжимают сигарету, - вы меня сейчас хорошо поймете.
Смотрю на нее как-то... заговорщицки, что ли? Подмигиваю и делаю еще одну затяжку. Как же хорошо. Как я скучала по вам, родные. Это я про сигареты, да.
- Ох, да ладно,  как будто бы я курящих людей не видела, - говорю я. - Иногда и серьезным колдомедикам позволяется пойти на поводу у небольшой слабости. Если бы не шли, в кого бы мы тогда и вовсе превратились?
Снова затягиваюсь, при этом пристально наблюдаю за Андромедой. Мне нравится, как она курит, как сжимает между двумя пальцами толстую сигарету, как ее губы идеальной формы касаются фильтра, как она приоткрывает рот, чтобы выпустить дым.
Молчу. В какие-то веки проходит несколько минут - мы успеваем даже зажечь по второй сигарете, к тому же, я слегка удивляюсь тому, что Андромеда пользуется обычной маггловской зажигалкой.
Появляется легкий порыв ветра, с меня сдувает капюшон, который я не спешу накинуть обратно, у Меды же снова выбиваются прядки из прически. Я даже не замечаю, как моя рука укладывает волшебную палочку в специальный карман и поднимается, чтобы поправить ее локоны - заправить за ухо. В этот же момент подушечки моих пальцев как бы невзначай задевают ее скулу, щеки, подбородок.
Я не одергиваю руку, просто медленно убираю ее. Выпускаю дым, затягиваюсь, а мой взгляд изучает лицо Андромеды - плевать, что темно, так даже интереснее: игра теней, а еще - "угадай черту". Странно, что я так хорошо помню ее каждую черточку, морщинку, ресницу и даже то, как она поджимает губы.

Андромеда вдруг начинает что-то говорить. Что-то страшное, что-то… совершенно выбивающееся из привычного и спокойного течения этого вечера, нечто столько далекое до моего понимания, что я непроизвольно отшатываюсь, а мои глаза смотрят на нее, расширившись от удивления… нет, не удивления, от шока! Напрочь забываю про сигарету в своих руках, только смотрю на женщину передо мной, которая что-то говорит, я почти не осознаю этих слов, или же, напротив, настолько сильного осознаю, и от этого меня одолевает такой страх, что я не могу больше ничего подумать.
Я не из тех людей, на ком столь тяжело могут отразиться внезапности, напротив, я всегда к ним готова, всегда для них открыта, но сейчас решительно ничего не могу понять. Особенной этой внезапной резкости Андромеды, которая в какой-то момент преобразилась на моих глазах, стала кем-то еще, кем-то третьим и до ужаса неузнаваемым.
– Что… о чем вы?! – мой голос звучит почти что требовательно. Я даже собираюсь разразиться еще какой-то тирадой, неважно какой, но лишь бы потребовать хоть как-то разъяснить мне происходящее. По крайней мере, моя левая пятка по метальным каналам интуиции подсказывает мне о том, что я должна выяснить!
Впрочем, объяснение происходит незамедлительно, и повергает меня в еще больший шок. Каким-то образом Андромеда оказывается мне вплотную, настолько близко, что я чувствую ее теплое дыхание на щеке, чувствую близость ее тела, а потом то, как ее горячие, чуть влажные губы прижимаются к моим, решительно, настойчиво, но в то же время как-то… отчаянно. Ощущение ее язычка на моих губах, и запаха сигарет и трав, и от всего этого перед глазами все смазывается в единое пятно. А я стою подобно истукану и не могу даже пошевелиться, что там уже говорить о том, чтобы ответить на прикосновение (да, я никак не могу называть это в своем сознании поцелуем, как же глупо – ведь это невозможно!).
Андромеда отстраняется также внезапно, как и приблизилась, а я все еще стою, прислонившись плечом к столбу, и не могу заставить себя пошевелиться. Все еще шокировано смотрю на Андромеду. Мое тело сковано непонятной дрожью, и мне кажется, что если я попытаюсь сделать шаг, то просто-напросто завалюсь мордой в газон. Вот тогда и будет отличное завершение романтичного вечера!
А еще, кажется, у меня отвисла челюсть.
- Именно этого не должно было быть.
Мне хочется что-нибудь на это ответить, что-то сказать, но я могу только  поднять руку, сделать какой-то неопределенный жест и выдавить из себя несколько весьма глубокомысленных звуков на пример «Эм..», «Ы», «Ой» и «Это».
Но Андромеда уже стоит у двери, направляясь в  дом. Я же еще какое-то время не могу сдвинуться с места, вообще ничего не понимая, не желая понимать и не желая думать о том, почему у меня подкосились ноги, так сильно стучит сердце и вообще какого черта Андромеда это сделала, да еще и заговорила о какой-то невозможности?!
Уже в доме она говорит что-то еще, но я по-прежнему не слушаю и не осознаю. Все еще стою на крыльце, и несмотря на прохладу вечера, мне становится слишком жарко, и я расстегиваю куртку.
Не знаю, сколько проходит времени. Каким-то краем сознания улавливаю свои движения: вот выбрасываю окурок прямо под ноги, убираю его с помощью Эванеско, то же самое проделываю с окурком Андромеды, и только затем на автомате иду в дом, снимаю куртку и вешаю ее на вешалку.
Снова чувствую головокружение, снова стучит в висках и снова трудно дышать. Я еле переставляю ноги, а, зайдя в гостиную, что Андромеда опять хлопочет со своими зельями, я же замираю посреди комнаты. Мои руки сжаты в кулаки, спрятаны в карманы халатов, ногти впиваются в кожу. Смотрю за тем, как двигается женщина, за уверенными движениями, за ее фигурой, наблюдаю за снова выбившимися из прически прядками. Втягиваю носом воздух, а когда Андромеда чуть поворачивается ко мне, я туплю взгляд, упирая его в пол. С увлечением рассматриваю узор на старом ворсистом ковре. Про себя радуюсь тому, что я не умею краснеть. Хотя, думаю, сейчас мои щеки все же залились румянцем.
Она направляет меня в комнату, рассказывает, как пройти – прежде я была только в той части дома, где жила Дора, в другую же меня и не тянуло. Я иду туда, как-то мало осознавая все, что происходит вокруг. Комната небольшая, обставленная светлой мебелью, кровать, застеленная голубым покрывалом, легкие шторы того же цвета. Здесь тепло, пахнет лавандой, но мне как-то все еще не по себе. Да нет же, мне совершенно не по себе.
Какое-то время стою посреди комнаты, затем же как-то неосознанно сажусь на кровать, обхватываю себя руками, меня бьет дрожь.
Так, ладно, Гес, ничего не произошло. Какое-то глупое недоразумение и ничего больше. Мы сильно перенервничали, а Ме… Андромеда испугалась больше, чем сама осознала. Вот, последствия шока!
Я откидываю назад высохшие запутанные волосы, сильнее укутываюсь в халат, но это не избавляет от чувства «не по себе». Снова хочется курить.
«Так и сделаю, когда она отправится спать».
Кстати, сонливости я совершенно не чувствую – укрепляющее зелье придало мне слишком много энергии. Побочный эффект для моего организма, видимо.
Когда заходит Андромеда, я вздрагиваю и поднимаю на нее взгляд, глядя снизу вверх. Как-то слишком внимательно и задумчиво ее рассматриваю. Нужно сейчас тряхнуть головой и сделать вид, что ничего нет и не было, но взять себя в руки получается не с первой попытки.
Кстати, я уже и про руку забыла.
– Снова какие-то мучения? Или это уже последняя их порция? – беззаботно интересуюсь я, даже пытаюсь улыбнуться, но получается как-то натянуто, неестественно, что ли? – А я уже и забыла про рану, почти как новенькая! Наверное, только рубец остался, – а сейчас голос звучит так, как будто бы я хвастаюсь.
Опять улыбаюсь, на этот раз уже более спокойно и искренне. Вынимаю руки их карманов – они как ледышки! Всегда, когда нервничаю, они у меня мерзнуть. Ненавижу эту их особенность.
– Сами убедитесь, – говорю я, начинаю избавляться от халата. Пояс не расстегиваю, скидываю его только с плеч. Но так как он больше, чем нужно, ткань тут же спадает больше, чем нужно, и я остаюсь с голым торсом. Стараюсь не обращать внимание на то, насколько затвердели соски на моей груди, да и вообще веду себя так, как будто бы все в порядке вещей. Да и колдомедик Андромеда или кто? Она подобное каждый день видит!
Поворачиваю голову вбок, чтобы рассмотреть свое ранение. Оно действительно стало более-менее приличного вида, если так можно сказать о ране – покраснение почти сошло, образовалась сухая кровавая корочка, исчезло гниение, хотя осталась опухоль.
Я даже рискую и тыкаю в рану указательным пальцем.
– Ай! – тут же вырывается у меня, и я его одергиваю. Морщусь и как-то виновато смотрю на Андромеду. – А что? Мне интересно было!
Освобождаю руки от рукавов халата, теперь он прикрывает только мои бедра, и стоит мне встать, он упадет на пол, но я как-то не задумываюсь об этом. Беру здоровой рукой волосы, упавшие на спину, скручиваю их и закидываю себе за плечо, чтобы больше не лезли к ранению.
– Может, мне будет лучше лечь, чтобы вам удобнее было? – интересуюсь.
Чуть дальше двигаюсь задом на кровать, чтобы мне было удобнее сидеть, да и у Андромеды было больше места развернуться. При этом ткань халата чуть задирается, немного оголяя бедра и полностью открывая мои колени. Я смыкаю их, голени сильно прижимаю к кровати. Распрямляю спину, немного выгиба ее,  веду  плечами, бросаю взгляд на Андромеду, и снова начинаю с интересом рассматривать свою рану.
Мое тело – плечи, ключица, грудь, и даже живот покрываются мурашками, появляется гусиная кожа, но я старательно не обращаю на это внимание. Точно также старательно делаю все, чтобы избавиться от пережитого энное количество времени назад шока.
– Только не издевайтесь, пожалуйста…
К чему это относится? К тому, что я боюсь боли или к тому, что боюсь кое-чего пострашнее?
Облизываюсь. На губах все еще этот странно пьянящий вкус.

Отредактировано Hestia Jones (2014-02-07 12:51:03)

Пока Андромеда делает мне перевязку, я на удивление молчу. Не хочется мне говорить и не можется; даже не получается скорчить какую-нибудь гримасу: задумчивости, заинтересованности или чего деланного мучения. Я чувствую только легкие прикосновения кончиков пальцев женщины к моей коже и действие магически препаратов, которые сковывают мою кожу и стягивают разошедшуюся в разные стороны рану.
На моем запястье все еще ощущается хватка Андромеды – так, как будто бы ее призрачные пальцы все еще с силой сжимают мою руку, а я ею даже не шевелю, словно бы боюсь спугнуть это ощущение. Молча наблюдаю за манипуляциями женщины, за ее спокойными и уверенными движениями, за решительным выражением лица. Она не делает ничего особенного, но мне интересно ловить каждое ее движение. Только в какой-то момент я отворачиваюсь – почему-то не хочется, чтобы она чувствовала на себе мой взгляд, да еще и что-то сказала в ответ на него. С меня хватило то, что она сегодня что-то совершенно не так истрактовала, а Гестия, как всегда, села в лужу. Или не села, но оказалась в глубоком и безвылазном шоке. Кстати, я до сих пор в нем, да.
Меда (опять?!) шепчет заклинание, а я только замираю, чувствуя, как у меня пересыхает во рту от ее чуть хрипловатого и едва различимого голоса. Я же едва слышно выдыхаю и почему-то вздрагиваю, Андромеда же ведет себя как ни в чем не бывало. Мне же вдруг совсем не хочется, чтобы она уходила, но я ничего не говорю, да и что могу сказать? А, главное, чем обосновать свое желание?
Меня одолевает головокружение – скорей всего заклинание, но я чувствую себя почти пьяной. Зажмуриваюсь. Усмехаюсь. Сама не знаю, почему. А потом чувствую, что Андромеда поднимается с кровати, и мне что-то хочется сказать, но… что?
– Спасибо вам… Андромеда, – решительно называю ее по имени и смиряю пристальным взглядом. Медленно поднимаю ткань халата и неспешно натягиваю на плечи, а после еще долгое время наблюдаю за закрытой дверью, возле которой только что стояла Андромеда и желала мне доброй ночи.
Так проходит довольно много времени, пока я не понимаю, что следовало бы лечь в кровать. Впервые за несколько суток проспать спокойно, не хватаясь за волшебную палочку и не выглядывая в окно, проверяя, не нашли ли меня преследователи. Осматриваюсь, но никакой одежды рядом не вижу. Кажется, Андромеда забыла дать мне одежду для сна, но, впрочем, не беда. Здесь тепло, а у себя в квартире я часто сплю без одежды.
Снимаю халат, кладу его на стул рядом с кроватью, расправляю постель и ложусь под мягкое одеяло. Закрываю глаза, пытаюсь уснуть, но сна ни в одном глазу. В голове образ – но почему? Вижу лицо, умелые руки возятся с повязками, а губы… мерлинова борода, зачем она это сделала?
Охренела ты, Гестия, и охуела тоже. Дура.
Тело почему-то горит, и это странное ощущение, ведь жар у меня уже спал, и голова почти ясная. Я прячу руки под одеяло, моя ладонь касается моего бедра, зачем-то тянется ниже.
Блядь, как же горячо! – я морщусь так, как будто бы наткнулась на нечто совершенно отвратительное. А моя рука только дотянулась до низа живота, и еще ниже, пальцы тут же размазывают по ладони мои же собственные соки, а я морщусь еще сильнее.
А потом резко достаю руки из-под одеяла и кладу их поверх него.
Еще какое-то время неподвижно лежу на кровати и смотрю в потолок. Где-то из коридора доносится тиканье часов, я не прислушиваюсь.
Хочется курить. Безумно хочется.
Подскакиваю, резко сажусь в кровати. Тянусь к халату, ноги всовываю в мягкие тапочки и иду к выходу из комнаты. Тихонько прохожу мимо ванной комнаты, отмечаю, что из-под двери льется тонкая струйка света, бесшумно спускаюсь по лестнице. Большие тикающие часы показывают час ночи.  Беру свою куртку и выхожу на то самое крыльцо. Теперь здесь темно – из кухни не падают полосы света, и почему-то так мне уютнее.
Сигарет осталось немного, и я неспешно, смакуя каждый вдох, выкуриваю каждую из них, глядя куда-то в пустоту. Сама не знаю, почему  у меня трясутся руки, а перед глазами возникают картины всего произошедшего сегодня. И почему-то не произошедшего тоже.
Сигареты заканчиваются внезапно, и мне совершенно не хочется возвращаться обратно, но в то же время больше поводов находиться здесь я не вижу. Возвращаюсь в дом, вещаю куртку на тот же крючок, забираю волшебную палочку, иду к лестнице. Знаю,  что уснуть не смогу, но поделать нечего. Стрелка все те же часов теперь на цифре два, из-под двери ванной все еще льется свет, но шума воды, как и тогда, не слышно.
Странно, может быть, Андромеда забыла погасить свечи? Или… может, что случилось?
А, может, она просто принимает ванну, а я вломлюсь, как идиотка, зараженная авроратской паранойей?
Но не может человек два с половиной часа быть в ванной!
А потом  уж действительно начнет считать, что я ее домогаюсь!
Но не была бы я самой собой, если бы не шагнула в сторону ванной и не нажала на ручку двери. Так бесшумно приоткрывается, а я ступаю в помещение. Там очень тихо, светло. Ванная наполнена, волшебная пена не успела осесть и раствориться, ширма не задвинута, а в ванной  действительно Андромеда. В первую секунду я хватаюсь за волшебную палочку, после чего до меня вдруг доходит, что она просто-напросто уснула.
Да, блин, просто-напросто, только по рот в воде, хорош же сон!
Тут же видаюсь к Меде, тереблю ее за плечо в теплой, почти горячей воде.
– Миссис Тонкс! – шепчу я. Откладываю на пол волшебную палочку, чуть сильнее трясу женщину за плечо. – Миссис Тонкс! – никакой реакции. – Андромеда! – почти рявкаю я. Сама не пойму, почему у меня такая паника, но сердце стучит сильнее, и руки трясутся.
Когда она приоткрывает глаза и сонно осматривается, я только выдыхаю.
– Как так можно! Горячая вода, пар – вы же могли утонуть! Или задохнуться! – вырывается у меня. Знаю, потому что однажды сама оказалась в подобной ситуации, и благо рядом со мной оказалась сестра, которая вытащила меня из этой переделки.
– С вами все нормально?
Поспешно хватаю полотенце, явно приготовленное для выхода из ванной.
– Вот же ж хрень, напугали вы меня… – от волнения у меня снова начинается словесная диарея. –Ох черт… бормочу я, простите, я не должна была врываться так, я… мне не спалось, выходила покурить, и увидела, что вы как-то уж слишком долго не выходите – часа два, если не больше…  Я очень испугалась – мало ли, что, да, к тому же, я параноик тот еще…
Резко замолкаю, подавая Андромеде полотенце, при этом подчеркнуто вежливо отворачиваясь, чтобы не смущать ее. Впрочем, краем глаза все же что-то замечаю, и снова чувствую странный жар.
А еще от горячего воздуха в ванной комнате у меня на лбу выступила испарина, волосы становятся немного влажными, а мне – еще более жарко.

И все же я зачем-то краем глаза наблюдаю за ней. Просто физически чувствую, как взгляд Андромеды прожигает меня насквозь, причем в нем можно заметить еще какие-то странные нотки, так, как будто бы эта женщина хочет сказать, однако молчит, хочет, чтобы я осознала сама. Я слегка взгдрагиваю и поворачиваю к ней голову – не слишком резко, но и не пытаясь этого скрыть. Тогда мой взгляд окидывает довольно строгую фигуру женщины – а для ее возраста так тем более. Нужен весго миг для того, чтобы я отметила, как дерзко вздернуты соски на ее груди, и как раскраснелось от жары тело, и какое прекрасное зрелище, когда по нему струятся капельки воды, падающие с волос. А потом ловлю себя на том, что больше и не скрываю того, что рассматриваю эту женщину и то, что делаю это с удовольствием. В тот момент, когда целительница наконец заворачивает вокруг себя полотенце, я почти чувствую разочарование – я бы вот так и простояла целую ночь, рассматривая ее.
«Гес, да ты, однако извращенка! Ищ какая, сама не может снять штаны, но при этом в упор рассматривает… то, что нельзя рассматривать. А вот так вот, я тебе не разрешаю Гес, а то знаю тебя и твои шуточки», – делает мне выговор мое прекрасное и разумное «я».
Второе же, которое я люблю, холю и лелею, всячески призывает его заткнуться. О! И, конечно же, моя умная сторона тут же к нему прислушивается и уходит в темный и пыльный уголок сознания, чтобы читать свои мудреные лекции самой себе.
– Не люблю я эти снотворные, – говорю я в то время, пока во мне происходит эта независимая внутренняя борьба. – Штука хорошая, но после любого сонного зелья еще несколько последующих дней я чувствую себя настоящей вареной курицей… а мне уж лучше хоть сейчас побыть начеку. Как-нибудь справлюсь, не впервой.
Усмехаюсь, принимая из рук Андромеды новенькую зубную щетку. Мерлин, как же хорошо! Наконец-то чистая ротовая полость!
Я справляюсь со своим делом значительно быстрее Андромеды, умываюсь, вытираю лицо и отхожу чуть назад, при этом моя взгляд снова скользит по ее ногам. Стройные, а полотенце заканчивается очень высоко, поэтому могу рассмотреть всю их прелесть и даже едва слышно выдохнуть – сама не пойму почему.
Андромеда что-то там говорит о работе, но я ее почти не слышу, только ощущаю горячее прикосновение ее руки и мои пальцы рефлекторно сжимают ее ладонь. Я даже не сразу осознаю это, и только тогда, когда она ее отпускает в коридоре, осознаю, до чего глупо все происходящее. Потом еще и стараюсь спрятать лицо в темноте – мало ли что эта умудренная жизнью женщина там заметит? Возможно, даже больше, чем знаю я сама!
Андромеда проводит меня до моей спальни, а это последнее, чего мне хочется. Только потом она останавливается у входа, я же натыкаюсь на нее – животом на руку, носом прямо в мокрые волосы. Чувствую запах цветов, и по телу проходит волна – я замираю и в ответ на вопрос о ночной рубашке точно бормочу что-то невнятное. Меда же… (опять Меда…) отходит от прохода и указывает мне пройти за ней.
Я впервые оказываюсь в ее комнате – она светлая, освещена приглушенным светильником, здесь довольно просторно, большая кровать и высокие окна с неплотно задернутыми шторами.
Андромеда подходит к шкафу, я же зачем-то, как зачарованная, иду за ней, и останавливаюсь, когда понимаю, что подошла слишком близко. На таком расстоянии меня полностью окутывает ее запах, а тело снова ноет. Зачем-то ноет…
– Ну да-да, она говорила, что чего-то там не произойдет… – мой внутренний голос. Вот пиздец! Я сказала это вслух, черт возьми, какая сука меня за язык дергала!
Вряд ли на моем лице отражается что-то внятное, я могу только как-то сбивчиво усмехнуться, после чего пожать плечами.
– У меня посттравматический стресс! – тут же нахожусь я, хотя вряд ли такое объяснение прокатит. По крайней мере, перед Андромедой – точно нет.
Хочу снова мило улыбнуться, но ничего не получается. Тогда делаю иначе – делую шаг к Андромеде, чтобы взять из ее рук одежду, которую она протянула мне, а я так и не успела взять, но шаг каким-то образом получается слишком широким. И когда беру ночную рубашку, то мои руки зачем-то дотрагиваются до ее рук.
До чего же у нее разгоряченное тело!
Кончики моих пальцев проходятся по ее предплечью, по ее ладони, и задерживаются там. Сама не знаю почему. Так и стоим – я не держу ее, но и она не отходит, вижу только, как внимательно смотрит на мои губы, и почему-то мне самой хочется взглянуть на ее губы. Ну в смысле… не так, как смотрит она, а как-то… боле детально?
– Ой, у вас перо, Андромеда, – ее имя само по себе вырывается у меня, но вот перо у нее действительно есть – запуталось в волосах, небольшое. Видимо, было в шкафу, пока она там копалась. Протягиваю руку, убираю его из ее локонов,  при этом каким-то образом оказываюсь  еще ближе. У этой женщины какое-то встроенное «Акцио Гестия»?
– Но вам… идет, – замечаю.
А потом до меня доходит – как мы близко. Ну совсем-совсем близко. А еще я понимаю, что Андромеда на полголовы ниже меня. И кажется такой хрупкой и маленькой – а ведь суровая такая, строгая. Между начи всего какие-то сантимерты, руки все еще соприкасаются, я прикрываю глаза, а ее дыхание так близко, такое теплое… Я опускаю руку с перышком и едва ощутимо задеваю ее щеку костяшками пальцев. А еще мои руки подбираются к ее, дотрагиваются до пальцев, чуть переплетаются с ними. Я даже не осознаю, что это происходит. А когда осознаю, то поздно – я уже в ее сетях.
Попала ты, Гестия.
А внизу живота-то все как переворачивается!

Довольно странно и страшно - до самого конца не осознавать происходящее и не понимать, что я вообще здесь делаю и зачем. А еще страшнее, когда наконец это осознание находит, когда накрывает тебя с головой, и ты стоишь ни живая, ни мертвая, и можешь только наблюдать за тем, как тебя снедают обстоятельства, желание и невозможность на это как-либо повлиять.
Вообще-то я не такая, я не боюсь неожиданностей и меня мало пугает все новое и неизведанное, вот только то, что это происходит так стремительно, да еще и касается не меня одной - вот это выбивает из колеи.
Именно поэтому я оказываюсь так безвольно прижатой к стенке. Именно поэтому я не могу противостоять этому внезапному напору. Именно поэтому я не могу ничего из себя выдавить, и только смотрю на Андромеду, не в состоянии выдавить из себя ни слова. А мне хочется протестовать, по-прежнему уверять ее в том, что она все неправильно истолковала, что ни о каком вожделении быть не может. Но кому я собираюсь лгать? Я хочу ее, хоть с того самого мгновения, когда я была почти без сознания, а она погладила меня по руке, а после стала так тщательно исследовать каждый миллиметр моего тела. Уже тогда оно начало гореть, а я стала мокреть, как... маленькая сучка, как сказала она?
У меня нет путей к отступлению, а рука Андромеды уже скользит по моему животу, по лобку, оказываются между складок, и я непроизвольно издаю "ах".
- Блядь... да, мокрая, - шепчу я. Само вырывается.
Она так близко, настолько, что я ощущаю ее каждой клеточкой своего тела, и нас разделяет тонкая ткань полотенца, которая едва-едва держится: запахнутый край готов освободиться и избавить ее тело от этого ненужного предмета. Ее губы так близко, и вообще, она везде, ее запах пьянит, дышать трудно, хочется снова застонать, и я не сдерживаю себя.
- А вы так хотели это сделать раньше меня? - вырывается у меня. Дерзко. Очень дерзко. Я умею быть такой, часто бываю, а сейчас мне плевать на то, что было раньше: я вижу Андромеду совершенно в ином свете, и она меня, видимо, тоже.
Моя рука сама ползет к ее полотенцу, проходит между разошедшимися двумя краями и помогает из окончательно разойтись. Махровая влажная ткань съезжает с груди Андромеды, открывая мне небольшие, но такие аппетитные полушария грудей со стоячими сосками в темных ореолах.
- Хотела же, ты сама сказала мне об этом,  - шепчу я утвердительно. Больше в моем голосе нет дерзости, только поспешность и вожделение. Мои глаза пожирают ее грудь, а рука уже сама тянется к ней, чтобы сжать, чтобы обвести пальцем сосок, затем тоже самое проделать со второй грудью. - У тебя есть шанс.
Под напором ее руки мое бедро само по себе отходит в сторону, я делаю неосознанное движение вперед, затем снова прижимаю задницу к стене.
- Не нужно говорить о недоступности,  не нужно... - шепчу я ей на ухо, чуть склонив голову. Моя язык дотрагивается до ушной раковины, ведет по ней вниз, чтобы чуть прикусывают мочку уха с небольшой сережкой с бусиной, я обхватываю ее губами, посасываю, пробуя на вкус эту странную - уютную, но в то же время заводящую, сводящую с ума женщину. - Доступ есть всегда, стоит только найти лазейку...
Моя рука спускается вниз от груди, к животу, ведет по нему, ведет вниз, и вдруг резко останавливается. Также отстраняюсь от Андромеды, смотрю на нее чуть затуманенным, но в то же время внимательным взглядом. Усмехаюсь. Облизываюсь. Наклоняюсь. Провожу языком по ее губе. Снова отстраняюсь и смотрю в глаза. И снова повторяю манипуляцию с языком и губой.
А моя рука снова решительно продолжает пусть вниз.
Мое возбуждение достигает предела, и я намеренно трусь промежностью о ее руку.

Отредактировано Hestia Jones (2014-02-08 01:22:45)

Все происходит как в тумане, а я с каждой секундой все больше и больше отдаюсь ощущениям, и все меньше и меньше чувствую реальность. Она уходит от меня, ровно как и земля из под ног. Впрочем нет, земля из-под ног не уходит, это Андромеда меня валит на кровать. Точнее нет, "валит" - это громко сказано, просто несильно толкает на кровать, а я поддаюсь ее движению. Моя спина соприкасается с прохладными простынями, и в этот же момент я громко выдыхаю. Андромеда оказывается надо мной, и моему взору полностью открывается ее тело. Теперь я могу рассматривать его без малейшего зазрения совести, а поэтому мой взгляд жадно впивается в ее округлые груди, в ее плавный изгиб талии, бедра, них - гладкий лобок, нежные нижние губки. Глядя на нее, на это тело - настолько естественное, и от этого по-особенному прекрасное и желанное, я не могу сдерживать огонь в глазах, не могу больше носить эти долбанные маски скромной девочки.
Конечно нет, какая из меня скромница, какая из меня милая хорошая девочка, когда я хочу вцепиться в ее плечи, повалить на спину, подмять под себя и иметь - долго, сильно, до тех пор, пока она не начнет стонать от оргазма и просить меня не останавливаться. Такая я, да. Именно такая. И всегда была.
Но пока слишком рано открывать себя истинную, и приходится лежать, изнывая от этих прикосновений, бесстыдно облизывая пересохшие губы и пожирая голодным взглядом тело Андромеды.
Придвигаюсь ближе к ее колену, трусь о него промежностью, задевая чувствительную точку клитора, издавая стон. Ее руки скользят по моему телу, я же чуть привстаю, опираясь о локти.
- У тебя был опыт с женщинами?
Какое-то время выжидающе смотрю на Меду, после чего чуть-чуть качаю головой, пожимаю плечами.
- Только частично, - честно говорю я. - Вряд ли школьные эксперименты под пологом с однокурсницами и детальное изучение тел друг друга можно назвать таким уж большим опытом. А у тебя?
Дерзкий вопрос? Дерзкий. Я же дерзкая, так? Ну вот и хорошо. К тому же, мне безумно нравится называть ее на "ты" - это заводит еще сильнее, и мне нравится это, нравится перешагивание этого странного порога, который как будто бы и послужил причиной разрушения всех барьеров между нами.
Я привстаю еще сильнее, теперь опираюсь об одну руку. Это позволяет мне придвинуться к Андромеде еще ближе, поднять левую руку, провести пальцами по ее виску, щеке, подбородку, шее, остановить движение на груди. Обвести пальцами сосок, затем второй - аккуратно, медленно, но очень настойчиво.
- И имеет ли какое-либо значение, этот опыт? - шепчу я в губы женщине, приблизившись к ней вплотную. - Это тоже дело наживное... А опыт с тобой заменит десятки других, - легонько целую ее в губы. Снова и снова. Почти невинно. Обвожу их языком. Проникаю им в ее рот - тоже медленно, пробуя на вкус, никуда не спеша, чтобы понять, чтобы привыкнуть. Дотрагиваюсь кончиком языка до языка Меды. Моя рука сжимает ее грудь - сначала осторожно, затем сильно, из-за чего ее спина рефлекторно выгибается. Затем же веду руку к ее затылку, запутываюсь пальцами в волосах, сильнее, более настойчиво и с еще большим жаром прижимаюсь к ее губам, углубляя поцелуй, делая его более чувственным, выражая им свое желание.
Отстраняюсь только тогда, когда перестает хватать воздуха - затуманенными глазами смотрю на Андромеду, моя рука скользит вниз по спине женщины, я же снова откидываюсь назад, опираясь о локоть. Мол, пауза закончилась, продолжай со мной делать то, что начинала.
Почему-то смотрю на Андромеду вызывающе, так, мол  - а тебе слабо меня взять? Вот так, здесь, сейчас?
А если слабо, то никуда ты не денешься, я  сама тебя возьму.