.
Время летело быстро и незаметно. Так было всегда. И порой становится жаль, что поступил по-другому. Что пошел не туда. Не заметил мелочи. Не перестраховался заранее. Было обидно и досадно от глупых ошибок. Если бы у Маркуса была такая возможность – пережить все заново – он бы ей воспользовался.
Он хотел бы поступить не в Хогвартс, а в Дурмстранг. Он хотел бы не встречать всяких надоедливых гриффиндорцев с приставучей фамилией Вуд. Он предпочел бы не брать Малфоя только из-за метел. Предпочел бы забрать себе Паркинсон, не вступать в ряды Пожирателей и жить спокойной жизнью. Как тот же Вуд. Охмурил девчонку, замуж ее за себя выдал, она ему детей даже родила, вроде как – Флинт не помнил, потому что на подобные темы они никогда не говорят. А он ее не любит даже, эту Вариан. Ее любви на двоих хватает. Дети даже не замечают, что их отец – гуляет с каким-то мужиком.
Какая ирония. Маркус всегда был дальше Вуда, а сейчас – в низах. Мило.
Но как бы то ни было, он был уверен – дай ему шанс, он не сделает так, как хочет. Он пустит все на самотек и будь что будет. И останется все как прежде – недораб Горбина и закоренелый холостяк Маркус Флинт. Наверное, ему банально не везет в этой жизни. Хотя, сам виноват, ведь так?
Он не любил подобные самокопания. Он вообще не любил думать. С тех пор, как Уорри уехал далеко. А как давно это было – Маркус не помнил, потому что все как всегда. Кот спит с ним в кровати, филин, падла, все еще живой, но старый, поэтому иногда приходится пользоваться почтовой совой. Видимо, что скоро старина Грег подохнет. А жаль – умная птица.
Флинт почесал пузо и сел на диване. Сегодняшний выходной был, чуть ли не подарком с небес – Горбин загонял его в последние месяцы настолько, что даже на банальное «пожрать», его просто не хватало. Он даже не трансгрессировал – понимал, что не выдержит, собьется и его расщепит самым извращенным способом. Поэтому, только он достигал своей кровати, то тут же вырубался. И вставал сам, по своим особым биологическим часам, которые не имели алгоритмов, точных механизмов и банальных переходников. Потому что Маркуса будить бесполезно: он встанет только когда сам того захочет.
Он намеревался проваляться весь день. Но его так и распирало пойти куда-то, потому что солнце ярко светило.
– Сегодня ты снова один дома, друг. – Флинт почесал усевшегося кота за ушком, растрепал его длинную шерсть на худой спине, поскрипел щетиной о пальцы. Бриться ему не хотелось. Вряд ли он кого-то встретит сегодня. Да и не нужно это – быть небритым очень удобно. Думают, что ты совсем не их круга и не подходят.
Маркус не любил людей. А их большое скопление на небольшом участке – терпеть ненавидел. Но что-то просто-напросто заставило его встать с дивана, спугнув кота, пойти в душ и простоять там бездумно под водой минут двадцать.
Дальше – завтрак: четыре сигареты запиваются пузатой чашкой кофе, состоявшего из восьми ложек сахара и четырех – быстрорастворимого. На нормальный кофе денег тратить жаль, к тому же, турки не было уже давно – Флинт толкнул ее на Лютном год назад.
Быстро собравшись, даже одев одинаковые носки, Маркус глянул в зеркало снова пошуршал щетину пальцами. Выглядел неплохо, даже аккуратно – он выспался и даже погладил себе рубашку. Хоть не белую – черную, но уже рубашка. А это значительный скачок вперед, прочь от толстовок и болотных водолазок.
Бабка орала на лестнице, что кто-то опять расписал лифт, мужик еле увернулся от огромной и тяжеленной двери, которую резко распахнул Флинт. Заорал на него матом, потряс кулаком, но, поняв, что это гиблое дело – орать на бывшего слизеринца – зашел в дом, громко громыхнув этой самой проклятой дверью, что птицы встрепенулись и черной тучей поднялись с голого дерева.
Перескакивал через лужи. Маркус явно был в настроении – пружинил при ходьбе, отказавшись в который раз трансгрессировать прямо к проходу. Зачем? Если можно просто пройтись, пнуть голубя или камешек, запустив его какой-нибудь даме в мягкое место. Ведь он, в принципе, такой же, как и они. Почти. Хотя, он не любил этих сравнений. С этими магглами. Ведь он все-таки еще чистокровный волшебник. Хоть и опустился уже ниже некуда. Вешайся и плакай. А он не будет, потому что Флинт не плачет.
И как бы Маркус не светился, если так можно было назвать его прекраснейшее расположение духа, люди все же шарахались. Шарахались его чуть сутулой фигуры, широких плечи, больших рук, небритости лица. Фыркали, обходили стороной, расступались, словно Чермное море перед сынами Израиля. Поток людей омывал, словно ручей огромный камень, который стоял на его пути.
Флинт зашел на Косой, пошел поперек очередного потока людей, теперь – волшебников. Они не обращали на него внимания, потому что привыкли. Все волшебники, откуда бы они ни были, знали бывших последователей Волдеморта в лицо, фигуру, привычки. Но Флинту все равно – сейчас он свободен, хоть и уплачивает небольшой налог, раз в месяц ходит на разговор в Министерство, отмечаясь. У него нет пропуска на континент, потому так и остался на островах с бумажкой о невыезде. Сидит в этой унылой Англии, в этом дождливом Лондоне среди людей, которые давно поднялись.
И быть на учете не всегда приятно. Ходить в Министерство – осточертело, противно. Люди так и смотрят на тебя с ненавистью, с неприязнью, с холодом. Будто он прокаженный – а все из-за чего? – из-за шрама на левом предплечье, который принимает слабые, еле видные, очертания уродливого черепа с раскрытой пастью и змеей, выползающей из нее, сворачивающейся в замысловатый узел. Метка. Она все испортила – всю его последующую жизнь.
Дверь кофейни тихо скрипнула, а над головой приторно позвенели колокольчики. Управляющая добро посмотрела на Маркуса – они знали друг друга еще со школы. Она даже нравилась ему, где-то год-полтора. А потом ушла эта подростковая влюбленность в никуда, утекла в сточную канаву.
Он поцеловал женщине руку в приветствии, извинился, что без подарка. Она показала на столик у окна, но Флинт туда не смотрел. Потому что за соседним столиком сидела некто Кэти Белл.
«В пятницу, в четыре, я встречаюсь с Кэти. Мы с ней давно не виделись, а с этими писаками под носом и не поговоришь нормально».
Сразу всплыл словесный понос Вуда. Он вообще любил потрещать: о работе, о квиддиче, о фанатах, о новых метлах, о бывших однокурсниках, о Хоге в целом, о жизни своей израненной, о жене своей, о чем он только не говорил! Если разговоры о квиддиче-метлах-перчатках-командах Маркус еще поддерживал, то остальное пропускал мимо ушей. Но это – всплыло само собой.
И в голове – как щелкнуло. Он извинился в очередной раз, оставил женщину наедине с каким-то ее новым ухажером и пошел вперед – к столику, за которым сидела Белл, скучающе помешивая что-то горячее в ее ажурной чашке.
Невольно Флинт посмотрел на часы, что висели над стойкой – было почти пять. Оливер уже точно не придет – у него сегодня тренировка. Поэтому, он либо забыл, либо решил отправиться раньше. Хотя, первое всегда было более распространенным явлением. А почему его до сих пор ждет Кэти – непонятно. Возможно, что она просто решила посидеть час-другой одна. Ха. Кэти Белл посидит час в кофейне – одна.
– Зачем ты все еще ждешь его? Пошла бы лучше по своим делам, было бы более продуктивно.
Он бесцеремонно уселся на мягкий диван рядом с девушкой, положив руку на спинку. Распахнул пальто из-за жаркого духа, что стоял в помещении и закурил.
Раз сидит одна – почему бы не составить ей компанию? Хотя, его компания ей, возможно, будет несколько неприятна, но это лучше, чем гипнотизировать чашку и часы. Бывшие гриффиндорцы очень гуманны с бывшим слизеринцам. По крайней мере, Маркуса не избивали в кабинетах Министерства.
