Сумбур в голове, дым перед глазами, болят неба. Маркус чувствует усталость, апатию, как в послеродовой депрессии. Но он далеко не беременный, он ведь не женщина, в конце концов.
А если бы был? Вуд бы влюбился в него, как первокурсник в какую-нибудь пятикурсницу, звезду факультета? И если да, то Вариан была бы сильнее его? Симпатичнее? Были бы у него такие крупные и кривые зубы? Вот ему банально интересно.
Вариан подала голос. Всем своим видом она говорила – нет, кричала – что она согнулась пополам, Флинт не поддался на провокацию, да еще и дал пищу для размышлений. Выиграл эту битву. И теперь она, зареванная, всклоченная, с размазанной тушью по всему лицу, как в дешевых бюджетных мелодрамах, что так любят магглы, встала, собираясь уйти. Слава богу, обошлось.
– Марк, бросай курить.
Марк. Да, для Оливера он всегда будет Марк. Всю свою гребанную жизнь будет для него только Марком, а никаким не Флинтом. Только на людях, только воспоминаниях он «злобный тролль», «Маркус-дурья-бошка» и «охреневший Флинт». А сейчас – просто Марк. Вот так, просто, открыто, зазывающее.
И ему, Марку, хочется взять Вуда под локоть и трансгрессировать. Чтобы не отдать этой сумасшедшей, которая забила себе всю голову о счастливом замужестве. У Оливера деньги всегда водились, его семья большая, дом большой – Флинт видел его со стороны, когда они с Вудом сбегали из школы с помощью Исчезательного шкафа – поэтому все у нее должно быть хорошо. Муж, обеспечивающий ее всем, да еще и заслуженный спортсмен, красавец, выпускник победившего Гриффиндора. Настоящий идеал мужчины. Только вся проблема в том, что Оливер спит с Маркусом Флинтом. Выпускником павшего Слизерина, давним соперником, явным троллем и просто отвратительным человеком. Богатым в прошлом, бунтарем и выпивохой в настоящей.
– Нет, дорогой, не брошу.
Варианна рухнула обратно на свой стул. Казалось, что она хочет пощупать себя или того же Оливера, чтобы почувствовать реальность происходящего. Но, видимо, она и без помощи таких действий, как щипание себя за зад, все поняла. Поверила в происходящее. Ударилась головой об реальность.
Флинт прекрасно помнил это ощущение. Оно было знакомо ему не понаслышке. И кажется, что действительно и наяву, встречаешь головой какую-то непрошибаемую стену. Ощущаешь остро, ощущаешь физически. А сейчас, замечая мысленную борьбу с собой на лице Харпер, Маркус испугался. Испугался, в самом деле, чтобы она, будучи в состоянии шока – или подавно аффекта! – просто не натворила каких-нибудь глупостей. Он быстро вытащил палочку из стола, подошел к Вуду со спины, положив голову ему на плечо.
– Мне кажется, что если она найдет что-нибудь, что напоминает об этом, – Флинт оставил на его шее лиловый засос, что быстро начал наливаться кровью. – То совсем с катушек слетит. У меня знакомая в Мунго работает, я застолблю за ней палату.
Он оторвался от Оливера, отошел в сторону, проведя по спине рукой, словно на прощание. И рванул вглубь квартиры.
Вариан не оказалось абсолютно нигде – возможно, что они разминулись. И это, в самом деле, хорошо. Иначе бы Маркус просто убил бы эту ненормальную, абсолютно больную на всю голову и ополоумевшую от ревности Харпер.
Пока он тушил ни в чем неповинную кровать, заливая водой из палочки, пока пытался высушить ее и вернуть простыням прежний вид с помощью бытовых заклятий, Флинт тупо думал о мести. У него просто-напросто снесло крышу, шарики за ролики заехали, с ума сошел, свихнулся – да как угодно называйте, черт возьми! Эта сука только что подожгла его кровать, а сейчас, небось, пытается трансгрессировать из его квартиры с его, черт возьми, Вудом. Но ей это не удастся, потому что все продумано.
На квартире стоит барьер на трансгрессию до лифта. На двери стоит запирающие заклятья, отпереть которые может только его рука.
И сейчас, закончив с сушкой и починкой кровати, бросив это дело на стадии «о, чуть-чуть осталось», он выскочил в коридор. И это отвратительно красное платье действовало как красная тряпка. Бесило, раздражало, выбивало из колеи. Ненависть начинала кипеть у него в груди, а из-за тупой, пульсирующей в голове, ярости, которая туманила взгляд, кажется, уши закладывало. Словно ватой. И от этого огромнейшего спектра эмоций, который все рос, когда взгляд падал на то, с каким отчаяньем Вариан держала за руку своего жениха, Маркус, казалось, сейчас разорвется. Потому что ему очень редко приходится чувствовать столько всего за одно мгновение.
Но он спокоен внешне. Не подает виду. Годы, мучительные годы почти партизанской войны отложили неизгладимый отпечаток. Который не вывести, как Метку с левого предплечья.
– С-сука, – злобно прошипел Маркус, чеканя шаг, приближаясь к паре. – Не доросла ты еще, паскуда, чтобы мне дорогу переходить!
Совсем одурев, Флинт схватил ее за руку, вынуждая отпустить Оливера, который, казалось, вообще не мог поверить в происходящее. Зато он сам мог поверить во все это, принять без сомнения. И смотрел с упоением на то, как на хрупком запястье Варианны остаются уродливые следы от этого огромных пальцев. Смотрел с садистским удовольствием на то, как она пыталась вырваться, но Маркус только сильнее вцепился в ее руки, только сильнее вдавил ее в стену. Было видно, что низкий выключатель врезался ей прямо между лопаток.
– Я должен отпустить, верно? Потому что могу, да? – он жарко говорил, обдавая ее лицо резким запахом табака. – Конечно! Всем сложно – Флинту легко! Ведь он злобный тролль, нелюдь, какая-то паршивая шестерка Волдеморта!
Были видно, как Харпер кривилась от имени павшего волшебника. На что он только разразился каркающим и колючим смехом, который пробирал до костей. Словно свихнувшийся могильник, гробовщик.
– Волдеморта, дорогая моя, да! Я служил, черт возьми, самому темному волшебнику во всем этом гребанном мире! Я добился его уважения! А ты кто такая? Да никто ты, звать тебя – никак. И даже твой ненаглядный жених, мечта каждой второй волшебницы, спит с этим самым троллем! Потому что ты ему не нужна. Ничтожество.
Маркус, выплюнув эти слова, выпустил из своих пальцев тонкие запястья, которые начали наливаться синевой.
И теперь, когда он сказал, подтверждая какие-то выдуманные догадки, успокоился. Только стоял, тяжелым взглядом окидывая ошеломленного Оливера, тяжело дышал. И хотел сказать: «она вынудила, ты же понимаешь». Словно хотел извиниться, что дал волю. Словно хотел уберечь его от его же подружки. Поэтому Флинт просто устало съехал по стене, усевшись на тумбочку, на которой лежал вудовский шарф. Он вытянул его из-под себя, взял в руки, принимая тепло, что исходило из его мягких складок.
Он не знал, что делать и как дальше быть. Для него это был настоящий такой тупик. Чьи высокие стены упирались в небо так далеко, что да них будет никак не добраться. Потому что они были далеко.
Наверное, так же далеко, как его соратники. Так же далеко, как мать. И отец, умерший пару дней назад. А Флинт даже Вуду об этом не сказал. Он хотел, чтобы они вместе сходили на его, еще свежую, могилу, неподалеку от опечатанного поместья. Как раз через пять дней.
Успеется.
