Панси быстро перебирает ногами  в новеньких симпатичных сапожках драконьей кожи на высоченных  каблуках, спеша за своей приятельницей из темного переулка, куда они аппарировали, к украшенному фонариками  и какими-то гирляндами дому с засыпанной снегом подъездной дорожкой.
- Это что, маггловский район? -  недовольно ворчит Панси, оглядываясь вокруг. Одри и то ли не слышит, то ли  специально игнорирует вопрос, торопится вперед, кутаясь  в пальто. Эту моду на маггловские шмотки Панси тоже неодобряет, но нельзя ни признать, что ее приталенное винно-красное пальто идет ей больше, чем теплая мантия, и никто не заподозрит в молодой и спокойной волшебнице в маггловской одежде высокомерно-истеричную и вредную чистокровную Паркинсон, ту самую Паркинсон, которая хотела выдать Мальчика-Который-Выжил Волдеморту семь лет назад.
Волшебницы поднимаются на крыльцо и  Одри уверенно стучит в дверь, оборачиваясь к Панси и на  мгновение высовываясь из поднятого мехового воротника:
  - Он тебе пон'авится! Он очень симпатичный и вообще отличный па'ень. Твой 'овесник!
В изменяюшемся свете мигающих цветных гирлянд Паркинсон фыркает в очередной раз, притоптывая ногами от холода и поглубже засовывая руки в меховую муфту, последний подарок Драко. Тонкая подошва сапожек, купленых из-за внешнего вида, а не для тепла, давно кажется Панси заледеневшей, и она ощущает огромную радость,  когда дверь  распахивается, выпуская свет, смешанные вкусные запахи и гул веселых голосов.
- Одри! А это, наверно, Пэнси? - низенькая сильно беременная девушка на пороге сторонится, чтобы пропустить  гостей, и начинает обниматься с пришедшими.
- Панси, - поправляет Панси, против своей воли погружаясь в крупные завитые кудри хозяйки, пахнущие ванилью,  вербеной и клюквенным соусом. Та не слышит, занятая тем, что стаскивает с Паркинсон пальто и муфту, походя восхищаясь светло-серым, почти серебрянным  мехом, щебечет про то, как они вовремя, ругает Одри за расходы, с  любопытством заглядывая в бумажный пакет из дорогого винного магазина, куда волшебницы заглянули по пути. Ее очень много,такое впечатление, будто она везде,  вся вкусно пахнущая, круглая, бойкая, веселая.
Панси с завистью и сомнением посматривает на беременную магглу, морщит нос как  в школе, но не уходит. Под испытующим взглядом Одри она улыбается и трясет руку Лизе при знакомстве, что-то говорит приятное про дом,  как в свое время говорила леди Малфой и матерям своих подруг, у которых гостила. Прячет палочку подальше в рукав ярко-красного платья, чувствуя, как отогреваются замерзшие руки и щеки, поправляет геометрическое каре, стряхивая снежинки, и проходит в гостиную, полную людей ее возраста. Она румяная, немного растрепанная и широко улыбается. Маму, наверно, удар бы хватил.
- Привет, меня зовут Панси, - громко говорит она, вспоминая, как поднималась за столом Большого Зала после  распределения, знакомясь с первокурсниками.
С ней здороваются, называют имена, которые она тут же забывает, кто-то спрашивает про погоду на улице, про то, что она хочет выпить, кто-то уже всовывает ей в руки огромную кружку с глинтвейном. Панси усаживают в кресло и ей хорошо. Так хорошо, что то, что вокруг магглы, уже не раздражает. За прошедшие семь лет она поняла, что все изменилось. Не то, чтобы ей это нравилось, но пришлось смириться. И оказалось, что магглы вовсе ни спят и  видят, как бы уничтожить магию.
Но,  разумеется, оказаться на рождественской вечеринке у магглов она точно не планировала. Одри не предупредила ее об этом, специально или нет, неизвестно. Но одеваться и уходить опять  на холодную улицу, бежать под ледяным ветром в страшный проулок, откуда можно апппарировать, возвращаться в пустой холодный дом не хотелось. Мать и отец сразу же после войны смогли уехать куда-то в Италию, Персефона осталась одна в огромном поместье, где никому была не нужна, даже самой себе. Поэтому она пила горячее вино с пряностями, облизывала губы и поддерживала легкую  общую беседу в ожидании ужина, перешучиваласьс парнями и девушками, подставляла кружку за добавкой и вскоре начала себя чувствовать  как много лет назад: некоронованной принцессой Слизерина, царствующей в общей гостиной, движением бровей реанировавшей угасавшую  было беседы... Только место рядом с ней было  пустым и ей было чуть-чуть одиноко и зябко, в чем отлично помогал глинтвейн. В прихожей хлопала входная  дверь,  приходили новые люди и Панси весело приветствует их вместе с остальными, беременная Лиза снует по дому с поистине волшебной скоростью, разнося закуски и выпечку.
Подскочившую к ней Одри Панси встречает уже весьма пьяной.
- Ты тут сидишь? Идем, идем за мной! Я хочу вас познакомить! Вставай ско'ее!
Одри тянет Панси за руки, тащит ее за собой. Паркинсон отбрасывает пряди темных волос от  лица, смеется какой-то шутке вслед и, не оставляя кружку, недавно наполненную  заново, идет за приятельницей. Ведь рождество - это самое романтичное время для знакомства. Даже с магглом. Почему нет?
Панси входит на кухню, где к ней спиной стоит в окружении малочисленной компании высокий темноволосый парень, на которого с заговорщицким видом кивает Одри, останавливается и чувствует, как у нее от волнения пересыхает во рту.  Вдруг...Вдруг он - ее судьба?
Одри невнятно окликает парня и излишне, по мнению Панси, энергично начинает:
- Познакомься,  это та самая девушка, о которой мы 'ассказывали. Ее зовут Панси.
Панси протягивает руку отточенным движением, приветливо и немного  кокетливо улыбается, пока парень оборачивается...
А потом ее рука падает, а улыбка стремительно сползает с губ. Панси даже делает инстинктивный шаг назад. Перед ней Невилл Лонгботтом.

Отредактировано Pansy Parkinson (2011-08-14 00:11:32)

- Ну-с Паркинсон. Ты наконец избавилась от своей маггло-фобий, или же мне пора вызывать маггловскую полицию? Хотя нет, тут она безполезна, тебе бы только прямиком в Азкабан. И где же твой драгоценный Драко? Неужели, ты даже его не достоина?
Панси медленно покачала головой. Это что, ее худший кошмар? Скользнула взглядом по забытой кружке в руке и потянулась отставить на стол. В голове шумело,  но она стремительно трезвела, осознавая, что только что столкнулась с Лонгботтомом. Победителем. Героем Битвы за Хогвартс. Кавалером Ордена Мерлина какой-то там степени. Что пришла в маггловское жилище, чтобы познакомиться с ним. Что думала о любви. С ним. С Лонгботтомом. Она беззвучно смеется, не  раскрывая рта, опустив голову и спрятав лицо за темными прядями волос.  Они вдвоем на кухне  и это самое страшное, что случилось с Панси в этом году. Будь сейчас тут Маркус, не видать Лонгботтому следующего года. Даже Драко вступился бы за бывшую невесту и школьную подругу. Даже Святой Поттер не разговаривал с Панси так, если им случалось  встретиться в Министерстве,  а его рыжая женушка вообще здоровалась довольно приветливо, чем выводила Паркиснон из себя.
При звуках музыки, какой-то маггловской, но приятной, Лонгботтом делает шаг к Панси, которая застыла в своих раздумьях.
- Ну что мисс Паркинсон, верно я говорю? Вы ведь не миссис Малфой? Ну так, Мисс Паркинсон, потанцуем?
Постепенно жестокий смысл его слов доходит до нее во всем их неприглядном  великолепии.
Панси не знает, кого ей больше хочется уничтожить - то  ли парня напротив, надсмехавшегося  над ней, то ли Малфоя, который отвернулся  от прежней возлюбленной с образцовым равнодушием, давая возможность таким как Лонгботтом  вдоволь поиздеваться. Драко, конечно, она простила, ведь он поступил по-малфоевски, но Лонгботтом точно знал, куда ударить. Бывший гриффиндорец здорово изменился: пожалуй, в нем появилась такое слизеринское стремление ранить словами как можно больнее. От неуверенного в себе  юноши из школьных воспоминаний не осталось и следа. Гриффиндорским  благородством больше и не пахло. Этот гриффиндорец вовсе не был добр, он жесток и  от него хочется держаться  подальше. Держаться подальше.
Панси, отвернувшаяся,  чтобы поставить кружку, не среагировала на слова движение бывшего однокурсника, и вот уже Лонгботтом совсем около нее и обнимает. Забыв про палочку, Паркинсон резко двигает рукой, выплескивая на того чуть  подостывший глинтвейн.
- Да как ты смеешь так разговаривать со  мной, Лонгботтом? - кричит она, наплевав на Статус Секретности, подходя к нему вплотную  и задирая голову, потому что ниже него даже на своих безумных шпильках. - Что ты вообще смеешь бормотать про меня и Малфоя? Ты отвратителен, как флоббер-червь!.. Даже будучи Героем Войны ты не привлекаешь ни одной ведьмы, да? Никто не позарился на тебя, как и в школе, и ты пошел к магглам? Я - неблагонадежная, слизеринка, дочь человека, лояльного режиму Волдеморта, мне не светит удачный брак, как ты метко обратил внимание, а вот что ты делаешь здесь, Лонгботтом?
Не в силах справиться со своей яростью, Панси топает ногами, наступая недругу на ноги, бьет его в грудь кулачками,  пачкаясь в горячей сладкой пряной жидкости, стекающей по Лонгботтому, трясет головой, не заботясь о прическе, и едва не плачет.
От обиды, от боли, от предательства Малфоя, собственного одиночества.
- Танцевать с тобой? Да тебе Миссис Норрис, и та откажет! Я лучше пойду и потанцую  с первым попавшимся магглом, Лонгботтом, чем с тобой,  ты понял?
Ее трясет, ломает, в голове рвутся Бомбарды, кажется, еще минута, и Панси перейдет уж совсем на неразборчивый визг и прыгнет вперед, растопырив пальцы и мечтая выцарапать глаза. Какая-то часть ее сознания, сохранившая здравый смысл, в ужасе следит за ситуацией, не в силах повлиять на поведение.

Мысль о том, что ни в коем случае нельзя плакать на глазах у врагов, как холодный компресс к больной голове. И Панси перестает хотеться плакать. Она приходит в себя, потому что под подол платья задувает ледяной зимний ветер с колкими снежинками, ежится в слишком большом для нее плаще и чихает.
Громко, звонко, по-детски, не успевая потереть кончик носа, чтобы предотвратить чихание.
Можно сказать, что этот чих вернул Паркинсон в мир адеквата и нормальных людей.
Она опускает руки, которыми закрыла лицо в момент чиха, и, наклрнив голову набок, трется щекой о плотную ткань воротника плаща, мимоходом замечая, что от одежки пахнет терпким мужским парфюмом, приятно и успокаивающе. Следующим открытием становится факт того, что она стоит на улице. Во дворе коттеджа Сойеров. Рядом с Лонгботтомом и, по всей видимости, в его плаще.
Уффф...
Кажется, она ему что-то наговорила... А он ей. А она вылила на него глинтвейн. А еще он ее обнимал, буквально всю облапил и говорил, что она ненормальная. Сумасшедшая. Может, так оно и есть. Уж у Лонгботтома-то есть кое-какой опыт в этих вещах, не так ли?
Панси и сама думает, что  сошла с ума. Иногда. Когда рыдает дома за ужином, одна в роскошной столовой Паркинсон-Холла между салатом и супом. А потом еще раз между вторым и десертом. Она не плакала Мерлин знает сколько лет, вроде с тех пор, как достигла восьмилетия и домашний эльф Гамми, занимающийся ее воспитанием, перестал читать ей "Зайчиху-Шутиху", чтобы она поскорее успокаивалась. А потом расплакалась через десять лет, утром второго мая, после войны, когда увидела живых и здоровых отца и Драко Малфоя.  А потом, все эти долгие семь лет, она рыдала один-два вечера в неделю дома. Рыдала долго и с упоением, до красных глаз и икания, пугая эльфов. Драко говорил, что это способ снять стресс, и если хоть что-то из того, что он рассказывал про шестой курс, было правдой, то способ нужно было принять на вооружение. Но прошло семь лет, а Панси по-прежнему рыдает, строго соблюдая одно-единственное условие - плакать в одиночестве. Это ли не сумасшествие?
Панси переводит тоскливый взгляд на бывшего однокурсника и вслушивается в то, что он говорит. Лонгботтом стоит перед ней, будто не замечая холода, и извиняется, а затем вываливает кучу подробностей о себе. Паркинсон с трудом вспоминает Эббот, вроде бы та даже была старостой хаффлпаффа, но внешность Ханны стоит перед ней рамытым светлым пятном. Панси смотрит на Лонгботтома, хмурясь. Она не понимает, зачем он рассказывает ей все это. Она слизеринка, она не станет его жалеть. Он сам виноват, что, победив, не смог справиться с собственной жизнью! Но почувствовать злость Панси уже не может. Ей слишком холодно, а вспышка гнева забрала слишком много сил. Честно говоря, она даже не может позлорадствовать, хотя сейчас самый удачный момент: Лонгботтом раскрылся и стоит перед ней беззащитный.
Беззащитный и симпатичный. Выросший и уверенный в себе мужчина, немного напоминающий ей профессора Люпина, оборотня, который вел у них на третьем, кажется, курсе ЗОТИ и погиб в Битве за Хогвартс. Наверно, все несчастливые мужчины немного похожи друг на друга, приходит в голову Панси совершенно абсурдная мысль.
Паркинсон уже готова развернуться и уйти в дом, забрать свою сумочку и пальто и свалить ко всем дементорам, вместе взятым, но тут Невилл Лонгботтом делает совершенно потрясающую вещь.
- Да, кстати... Я предлагал миссис Норрис потанцевать со мной... Она не отказалась... Вот правда Филч это , конечно же, не одобрил...
Панси фыркает, видит на его лице широкую улыбку, фыркает снова и вдруг начинает хохотать, всплескивая руками и безуспешно пытаясь взять себя в руки. Шутка кажется просто невозможно смешной, и Панси даже думает, что у нее форменная истерика, но она смеется, прикрывая рот, хватается за бывшего гриффиндорца и трясет головой.
Наверно, она и правда сумасшедшая, потому что, отсмеявшись, Панси поправляет прическу и протягивает Лонгботтому узкую ладонь:
- Ну раз Миссис Норрис прошла этот путь скорби, я смогу и подавно. Я не извиняюсь за школу и прошлое, но можешь считать мое согласие извинением. Предпочитаете танцевать здесь или все же вернемся в дом? И, кстати, у тебя апельсиновая цедра в волосах, Одри имеет разрешение на применение Обливиэйта в экстренных случаях, а если ты наступишь мне на ногу, то купишь такие же сапоги.
И почему она в школе издевалась над Лонгботтомом? Хотела понравиться Драко? Оправдать звание слизеринки? Мстила за дружбу с Поттером? Да и какая разница. Панси поводит плечами под чужим плащом, думая, что это гриффиндорский жест: любой слизеринец накинул плащ на себя, а ей схватил бы любую ближайшую куртку из прихожей. И почему-то это ее снова веселит. Она усмехается, щурит глаза и с вызовом смотрит на Лонгботтома.

Гриффиндорец однажды - гриффиндорец навсегда, вспоминает  Панси распространенную  на ее факультете поговорку, когда Лонгботтом не колеблясь берет ее за руку. Никакой лишней рефлексии.  Никаких лишних сомнений.
Панси  усмехается, когда он умывается снегом, и ей даже не хочется напоминать, что здесь, во дворе, он мог и незаметными  очищающими чарами воспользоваться. Почему то, глядя, как снежинки тают в выемке подбородка бывшего однокурнсика, в едва заметных морщинках в уголках глаз (наверное,  он много смеется), Панси думает,  что так и нужно... Ровно  до тех пор, пока не  чувствует на собственной голове невероятно холодный снежок.
Зудящий  с обеда висок,  верный предвестник приступа мигрени, моментально проходит,  как от  какого-то зелья декана, рецепт которого он унес с собой в могилу, и Паркинсон даже не может возмутиться как следует, а когда Лонгботтом вновь берет ее за руку и тянет  за собой, пропадает и желание  возмущаться.
- Ах да, будешь хорошо себя вести, подарю тебе свой плащ. А то я смотрю, он тебе так понравился, что аж залижешь, прям.
Идя позади, Панси и правда тыкается носом в воротник, думая, что делает это незаметно. Она фыркает в ответ и на сей раз демонстративно жмурится  как от удовольствия и томным  движением, склонив голову набок, щекой трется о плотную и теплую ткань.
В гостиной тепло, и руки у Лонгботтома теплые, несмотря  на то, что он только что брал снег, поэтому Панси не возражает, когда эти теплые руки обнимают ее за талию. Только становится немного смешно и весело.
- Гляди, как рада за тебя твоя подружка. Тааак умиляется.
Паркинсон  кладет  руки  ему на  плечи и  разворачивает спиной к Одри.
- Наверно,  узнала все же  национального  героя,   - насмешливо цедит она, а сама в это время закатывает глаза в ответ взволнованно глядящей Одри. Та показывает  ей большой палец, вытягивает губы трубочкой и беззвучно чмокает воздух, а затем хулигански подмигивает. Панси отводит  глаза и смотрит на своего неожиданного собеседника. Тот улыбается,  и Панси тоже улыбается, когда раздается музыка.
-Если ты думаешь, что танцуешь лучше Миссис Норрис, ты глубоко ошибаешься. Видала, что они со своим горячо любимым Филчем вытворяют на танцплощадке?
- Я не так глупа, чтобы претендовать на лавры этой прославленной в Хогвартсе пары, - смеется Панси и, чувствуя, как Лонгботтом сильнее прижимает ее к себе, не противится. Она поднимает руку и касается холодной после снежного  умывания щеки бывшего гриффиндорца, а затем рассматривает свою ладонь, будто ожидая увидеть там ожог или Метку.
Лонгботтом  не просто симпатичен, он красив, хоть его волосы не белые, глаза совсем не похожи на шотландский туман, а фигура не отличается худобой и сухощавостью. Он выглядит чуть старше своего  реального возраста, или так просто  кажется Панси в приглушенном свете гостиной, а еще очень добрым и надежным. Наверное, так  выглядит и Поттер. Выглядит...
Героем, находит Панси подходящее слово. Невилл Лонгботтом выглядит самым настоящим героем.
Наверно, когда тебя любит герой, ничего не страшно, со смутной тоской продолжает думать Паркинсон, ступая в такт шагам Невилла Лонгботтома. Он же всегда спасет тебя даже от тебя самой. Никогда не оставит совсем одну. Эббот просто глупа.
- Никогда не была высокого мнения об умственных  способностях хаффлпаффок, - фыркает Панси и опускает руку на плечо Лонгботтома.
Вспышка рядом с ней  на мгновение ослепляет ее, вызывая желание схватиться за палочку: слишком  уж это напоминает Петрификус Тоталус. Том Сойер, хозяин дома, радостно кричит, что они отлично вышли, размахивая маггловской штуковиной под названием "фотоаппарат", и обещает утром подарить им по фотографии.
Панси улыбается в ответ, смотрит на партнера и хихикает.
- Представляешь, какой кошмар - я с тобой на маггловской колдографии. Какой компромат для нас обоих... Тебе  есть кому подарить такую картинку? Мне точно есть. Уверена, аппетита  у  него не будет с неделю.
Представлять лицо  Малфоя, получающего подобный рождественский презент, одно удовольствие, и Панси снова хихикает, как  в школе прикрывая рот рукой.

Отредактировано Pansy Parkinson (2011-08-20 05:42:50)

- Как... Хорошо...,- выдохнул Лонгботтом, перебирая волосы Панси. Она зажмурилась, стараясь ни о чем не думать, а просто позволять ему делать то, что он хочет. Свободная  рука  бывшего однокурсника скользнули ниже, с талии, приминая красную ткань платья, обжигая сквозь него и вызывая волну тепла. Панси почувствовала, как твердеют соски, как начинаю гореть губы и учащается дыхание. О Мерлин Великий, кажется, она возжелала Невилла Лонгботтома.
Не давая возможности самой себе осмыслить эту мысль здраво и что-то  предпринять в ее связи, Панси утыкается в его свитер носом, чувствуя себя маленькой и привлекательной - так, как, кажется, тысячу лет тому назад чувствовала себя с совсем другими мужчинами. Другим мужчиной. С Драко-покусай-его-Гриффиндор-Малфоем. Всегда был Малфой. Куда бы  она не шла, где бы не бывала, с кем бы не ложилась в постель, повсюду ее преследовали счастливые и несчастливые  воспоминания. Поэтому, наверно, она и понимает Лонгботтома с его любовью к Эббот.
Когда Лонгботтом чуть отстраняется, Панси поднимает взгляд на него и не понимает, что случилось. Она готова хватать его за руки и останавливать силой, потому что не может опять остаться одной, только не сегодня, не теперь. Аппарировать домой и начинать ждать дежурное рождественское поздравление в открытке от Драко? Собираться в Азкабан, проведать Марка? Планировать посещение Крэббов? Ну уж нет. Лонгботтом крупно ошибается,  если считает, что может вот так вести себя с ней, прижимать к себе, смешить и ласково улыбаться, а потом бросать в одиночестве, тоскуя по  своей хаффлпаффке. Конечно, слизеринцы проиграли свои войны, но это  еще не дает право Невиллу Лонгботтому, неуклюжему мальчишке-гриффиндорцу, который Успокоительный бальзам не мог сварить как следует, пренебрегать чистокровной ведьмой Персефоной Паркинсон, Снежной Королевой Слизерина.
Паркинсон сдвинула брови и схватила Невилла за свитер на груди, готовясь разразиться язвительной тирадой, смысл которой сводился бы к тому, что нелепо герою магической Англии бояться бывшую школьную неприятельницу, но Невилл (Невилл?.. О, Мерлин!!!) опередил ее.
- Может... Мне немного не по себе в доме, наполненным магглами... Может... Пойдем отсюда?
Лонгботтом улыбался и заглядывал ей в лицо, застенчивый и смешной как в Хогвартсе. Панси открыла рот, чтобы спросить, куда предпочитает аппарировать он - к себе или к ней, но вместо этого сказала нечто совсем другое.
- Чтоооо? Лонгботтом, скажи, что это не то, о чем я подумала, озабоченный мерзавец!..
Конечно, ей тут же захотелось вытащить палочку и ткнуть себе в глаз, а то и заавадиться от злости на саму себя, но слова уже морозным облаком оседали между ними, разрушая... Да и нечего им было особенно разрушать-то, не было ничего  между ними, но почему же Панси так жаль, что слезы предательски начинают подбираться к глазам?
Паркинсон стоит как кукла перед мужчиной, красивее которого не видела, на лице ее возмущенное выражение, а сердце уже заходится в безумном ритме, как будто они уже в кровати.
Что это за реакция, Панси и себе не может ответить.  Ей двадцать пять лет, она под наблюдением Аврората, не замужем и без перспектив и альтернатив. Чего она хочет от кавалера ордена Мерлина, над которым издевалась в школе? Чтобы он был романтичным, нежным и трепетным? Чтобы ухаживал за ней и дарил какие-то цветы, которые выращивал в школьных теплицах? Чтобы краснел и смущался, заглянув в вырез платья? Чтобы просил разрешения поцеловать? Так вот, пора смириться с тем, что такого больше не будет. Она больше не принцесса, ее принц давно променял ее на золотые волосы и золотые галеоны другой, а вот характер мало изменился.
Панси смотрит прямо в глаза своему случайно-неслучайному спутнику и тут понимает, что все еще удерживает его, по-дурацки уцепившись за свитер.

Поразительно, но Лонгботтом не оттолкнул ее, не наорал и даже не посмотрел презрительно. Только улыбка куда-то делась с его лица и на мгновение черты исказились в жесткой и такой несвойственной ему гримасе. Наверно,  так он выглядел на седьмом курсе, возглавляя Сопротивление, переживая отработки у ...  Мерлин, как там звали ненормальных Пожирателей... Кэрроу? Но Панси заставляла себя не вспоминать прошлое. Пристально вглядываясь в глаза Лонгботтома и задирая голову для этого, Панси старалась понять, что он сделает в следующую минуту. Несмотря на ожидание, она чувствовала себя совершенно без сил. Казалось, отпустит разожмет пальцы,  отпустит свитер, и тут же упадет. Если бы он сейчас толкнул ее, она бы упала. Упала и была бы в праве кричать,  визжать, ругаться на него и забыть, как хорошо рядом с ним, как хочется прижаться ближе,  как хочется чувствовать тепло его кожи своей оголенной кожей. Но он не толкает. Он смотрит на нее. Просто  смотрит.
Они уже давно перестали танцевать и просто стояли посреди гостиной, привлекая к себе ненужное внимание - ну действительно, самая чокнутая парочка этого вечера. Одри опять застыла в дверях, удивленная и немного испуганная. Лиза обнимала живот защитным жестом, переводя взгляд с нее на Лонгботтома.
Панси старательно удерживает  на лице возмущение, как будто это не она терлась о него грудью минутой ранее, не  она смеялась и флиртовала с ним, позволяя себя обнимать и прижимать так, что пряжка его ремня наверняка отпечаталась у нее на животе. Возбуждение все еще здесь, глубоко в теле, никуда не делось, ждет момента, чтобы развернуться жарким цветком внутри нее. Губы по-прежнему пересохшие, а ощущение горячего тела под свитером кружит голову и обжигает пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в тонкую шерсть.
- Я просто подумал... на минутку... неважно...- Я... Я... прости, я не хотел. Кхм... Не знаю, что на меня нашло... Но, мы можем забыть об этом... Давай, просто прогуляемся?
Готовя себя к обидным, резким  словам, Панси теряется, когда Лонгботтом извиняется. Она провоцировала его, давала намеки, а когда вдруг вернулась старая добрая Панси-Слизеринская-Стерва-Паркинсон, он  извиняется за свое  поведение, будто он виноват и должен  делать это. Гриффиндорец - это диагноз,  думает Панси, чувствуя невероятное счастье от того, что все поняла правильно,  что  он имел в виду именно то, что имел в виду. Что она действительно привлекает его. Кровь моментально приливает к щекам. У нее и правда что-то с головой, это точно. Весь это вечер является доказательством.
Панси отпускает свитер, за который держалась  как за  последнюю надежду, обхватывает  Лонгботтома за  шею, вновь прижимаясь  к нему, утыкается носом ему в грудь.
- Кхм... Невилл, - шепчет  она в свитер, вдыхая аромат  дорогого одеколона и ероша короткие пушистые волосы на затылке бывшего однокурсника. - Невилл... Это... Я  вовсе не... Нет, это не так... Ты все правильно подумал... Я  хочу  уйти... с тобой...
Ее палочка тычется в ямку локтя, больно и неприятно, но Панси все равно. Она чуть  привстает на цыпочки в  своих туфлях на высоченных  каблуках и прижимается щекой к щеке Лонгботтома. Она не умеет просить прощения,  но, может быть, он ее научит? Добрый волшебник, герой, защитник слабых и угнетенных... Кажется,  так говорят о Невилле Лонгботтоме?
- Это так глупо, да? Я имею  в виду, мы такие...
Она неровно дышит, скользя губами по линии его щеки, а раньше,  в школе, он был таким пухлым, с  округлыми щеками, до самого седьмого курса, кажется.

- Неестественно возбужденные,- парень обнимает ее крепко-крепко, так, что кажется, вот-вот ребра захрустят, и шепчет на ухо. Панси инстинкитвно прогибается в пояснице, прижимаясь в нему ближе. Ей вообще уже стало казаться, что она скоро оторваться от него не сможет. Кажется, она за весь этот год столько не обнималась, сколько за сегодняшний вечер.
- Да как раз вполне естественно, - фыркает Панси и опускает руки на талию бывшего гриффиндорца, скользя ладонями под свитер, на горячую гладкую кожу бока Лонгботтома. Ей нравится смущаться самой и смущать Невилла. От прикосновений к нему Панси становится совсем хорошо, как будто выпила пару бутылок старого вина, какое подавалось у нее дома по праздникам и для дорогих гостей. Она уже с трудом следит за происходящем, мурлыкая как кошка и гладя Лонгботтома. Сейчас она готова идти с ним куда угодно, хоть в гости к Уизли, хоть к самому Волдеморту.
Хозяева дома приглашают их заходить еще, Невилл что-то говорит, и все хохочут вместе с ним, над его шуткой. Панси неожиданно приятно, что парень рядом с ней, обнимающий ее, а не одну из этих девчонок в гостиной, уверен в себе, нравится всем окружающим, громко и радостно, так не по-слизерински, смеется. Она пьяно улыбается и, когда Невилл тянет ее за руку, податливо идет за ним.
Его прикосновения сводят ее с ума, как будто внизу живота взрываются пузырики шампанского, попадая прямо в голову. Случайные или полуслучайные прикосновения (да и какая разница), когда он набрасывает на нее свой плащ, касаясь ее плеч, груди, поправляя ей волосы, действуют на нее обжигающе и томяще. Панси притихает, когда они выходят на улицу. Все ее силы сосредоточены на том, чтобы устоять на ногах, хотя внутренний голос шепчет, что стоять сейчас - это так неправильно, совсем неправильно.
Кажется, еще минута, и она будет просить его поцеловать себя, но, к счастью, Лонгботтом все знает и сам.
Они так близко, лицом к лицу, теперь это уже не случайное приближение, не случайное касание. Паркинсон затаила дыхание, а в голове не осталось ни одной мысли. Не то из-за снега, котрый мягко опускался и таял на ее лбу, на его щеках, блестел в волосах, Панси внезапно вспоминает о зиме на шестом курсе, когда она так же стояла на Астрономической башне с кем-то, у кого была злая ухмылка, узкое лицо с острым подбородком, серые холодные глаза и гладкие, будто шелковые волосы, в которые нельзя было запустить руки, даже если этого очень хочется.
Кто это был? И вообще, было ли это или ей только приснилось? Разве может быть горячо так, как сейчас, когда тебя целуют холодные твердые губы, когда нельзя поднять руки и разрушить тщательно выверенную прическу, когда под ладонями не теплый и мягкий шерстяной свитер, а скользкий шелк рубашки?
- Малфой этого не одобрит.
Малфой? Драко Малфой? А разве он хоть что-то одобрял?
Панси хочет рассмеяться, но ее смешок заглушается губами Лонгботтома, которые накрывают ее губы. Панси податливо приоткрывает рот, ей нужно, чтобы Невилл влез ей под кожу, внутрь, как можно глубже, вывернул ее наизнанку и оживил, вернул в бытие, согрел, расплавил, разобрал, а потом собрал заново.
Панси окончательно отказывают ноги. Она вцепляется в плечи Невилла изо всех сил, чтобы не упасть, жадно целуя его в ответ, до опухших губ, до неаккуратных прикусов. Ее глаза широко открыты и она видит так близко от себя каштановые пряди волос, небольшую складочку между бровями. Ей кажется, что она влюбилась, поэтому Панси закрывает глаза, прикусывая нижнюю губу мужчины, проводя языком по его зубам, чувствуя их гладкость. Когда дыхания перестает хватать, она открывает глаза снова и чуть отстраняется.
- Я пожалею об этом, да ведь? - и криво улыбается, так как раньше, как в школе. А потом обнимает Лонгботтома покрепче, зажмуривается и аппарирует к себе домой прямо с крыльца Сойеров, надеясь, что нескромные магглы не наблюдают за ними из-за занавесок, а заняты своим рождественским ужином.

Отредактировано Pansy Parkinson (2011-09-24 00:42:49)

- Ты... Ты живешь здесь одна? Можешь не отвечать на этот вопрос, а просто переезжать ко мне...
Паркинсон бездумно разглядывает носки своих ультрамодных сапогов. Ей немного стыдно, потому что она приволокла Невилла к себе домой так, что любому, даже самому благородному гриффиндорцу, стало бы понятно, зачем они здесь. Поэтому при первых словах она кивает, а вот на последней фразе ее глаза расширяются, Панси поднимает голову и даже отступает на несколько шагов назад от своего необычного гостя.
- Что?.. Что ты имеешь в виду? Переезжать?
Она растерянно моргает, морщит лоб в попытке найти какой-то другой смысл в тех элементарнейших словах, которые услышала, но бесплодно. Панси недоверчиво и безмерно удивленно хмыкает.
- Лонгботтом,  - разумеется, годы общения с Драко Малфоем принесли свои плоды: цедит слова она в его фирменной манере, едва ли не лучше него самого. - Ты сошел с ума?
Она холодно смотрит на него, а затем окидывает взглядом свой дом, куда приводит только близких друзей. Где стоит ее кресло, в котором она любит сидеть, где горит камин, потому что эльфам приказано постоянно поддерживать здесь огонь.
Наверно, все это выглядит убого и жалко, раз Лонгботтом сразу же бросился спасать ее. Наверно, он представил, как она просиживает здесь долгими несчастными вечерами, и теперь готов омыть ее страдания своими скупыми и благородными гриффиндорскими слезами. Конечно, ведь он привык к совсем другому - веселым посиделкам, выводку Уизли, их по-родственному близкой факультетской дружбе...
Волна раздражения поднялась внезапно и неумолимо, как будто и не было этого обжигающего желания в ее крови, как будто она не стояла на подгибающихся ногах на крыльце, наслаждаясь его поцелуями и мечтая поскорее забраться в кровать с бывшим однокурсником.
Паркинсон закрывается, складывая руки на груди и уже не смотрит на гостя. Не то боится сорваться и наорать, не то боится плюнуть на фамильную гордость и начать раздевать его прямо в холле, на ужас домовикам...
Впрочем, какая к нюхлерам фамильная гордость... Это больше по малфоевской части, вот и пусть женится на анемичной Астории, решает Панси.
С фамильной гордостью не тепло ночью, она не наполняет низ живота тягучим жаром, от нее не твердеют соски и горло не перехватывает в предвкушении. Оргазм от фамильной гордости тоже не получить, хотя по Нарциссе Малфой можно заподозрить и обратное.
Панси все еще злится, но злость бесподобным образом обостряет желание, делая его только отчетливее. Она поднимает потемневшие глаза на Невилла и рывком расстегивает "молнию" на платье, так забавляющую чистокровную волшебницу, знакомящуюся с миром магглов, стягивает платье с одного плеча, а потом и с другого. Тяжелая ткань скользит по телу, алой кучей ложится вокруг ступней, выпавшая из рукава волшебная палочка с тихим стуком падает и откатывается куда-то за кресло, а Панси выходит из платья, переступает через него, будто из лужи свежей крови. На ней сапоги, чулки и белье, и ее счастье в том, что она не представляет себе, что выглядит как актриса в низкопробном маггловском порно.
Обо все можно поговорить утром. Поссориться тоже можно утром. А утро... Оно так не скоро. И утро с Лонгботтомом обещает быть прекрасным.
Паркинсон не переставая смотрит на Невилла, между ними лишь несколько футов, несколько шагов.
- Ты поцелуешь меня снова?
Этот вопрос волнует ее больше всего на свете. Этот вопрос - обратный билет для Лонгботтома, возможность уйти... Возможность остаться. Его Рубикон.
Панси торжественна как на вручении дипломов. Будто она не спать с ним собирается, а, как минимум, открывать церемонию Распределения. Но губы не растягиваются в улыбке, поэтому уж как есть.

оф. Нууу... я чуть с ума не сошла, пока написала.

офф. итак, работаем.
WARNING: этот пост не имеет художественной ценности, не является важным для понимания развития сюжета, а написан просто по вдохновению и потому что просто захотелось написать постельную сцену.

Когда Невилл сделал первый шаг к ней, Панси выдохнула, только сейчас поняв, что задержала дыхание. Он остается. Он остается рядом с ней. И какая разница, надолго ли? Об этом можно подумать утром, а лучше не думать вовсе.
Он обнимает Панси, она подается вперед, еще ближе.
- Я люблю тебя, Панси,  - и поцелуй, кружащий голову лучше любого вина.
Панси передергивает плечами, позволяя Невиллу стянуть с нее бюстгалтер, и поднимает голову, касается губами кожи на шее над воротником свитера. Она тянет его свитер вверх, желая прикоснуться обнаженной кожей к коже. Несмотря на огонь в камине, ей хочется другого тепла. Панси легко прикусывает горло Лонгботтома под подбородком и зализывает укус. Ей так хорошо, как не было уже много лет.
Они неловко топчутся на месте, позволяя рукам блуждать по телу партнера, не в состоянии пока определиться, кто будет доминантом в их первый раз вместе. Панси приживается к Невиллу, трется бедрами о его пах, дразняще прикасается к пряжке ремня и коже над поясом джинсов. Она держится на каблуках неустойчиво, поэтому опирается на Лонгботтома, целуя горячую кожу на плечах парня, задирая свитер и вцепляясь ему в плечи сквозь шерстяную ткань, трясет ногами поочередно и отпихивает прочь соскользнувшие сапоги. Теперь прямо перед ее носом - гладкая кожа груди, и Панси трется как кошка о тело Невилла, вминая себя в него из всех сил.  От ощущения и запаха его кожи кидает в жар, Панси готова хлопнуться в обморок, но она боится закрыть глаза, боится потерять Невилла в темноте. Она лижет его кожу над ребрами, запрокидывает голову снова и смотрит в глаза своего школьного врага. Шелк трусиков уже раздражает, становится совершенно невыносимой преградой.
Панси не собирается торопиться, но, кажется, ее тело все решает за нее, и Паркинсон стягивает свитер с Лонгботтома, пока тот готов уступить ей инициативу.
Она гладит грудь Невилла, поднимает ладони к его голым плечам, сосредоточивается на ощущении волосков на его предплечьях, как они скользят под ее прикосновением.
– Сегодня нет никого, кроме нас,  - шепчет она ему в грудь, утыкаясь лицом и чувствуя, как глухо бьется его сердце под влажной и жаркой кожей. Панси поднимает ладошку и накрывает то место, где особенно ощущает биение. Теперь сердце Невилла в ее ладони, и она облизывает пересохшие губы, наслаждаясь таким неожиданно интимным прикосновением. Почему-то с Лонгботтомом каждое прикосновение значит едва ли не больше, чем самый бесстыдный секс с кем-то другим. 
Паркинсон свободной рукой касается ладони Невилла, поднимает ее и проводит по своему лицу, как будто имитируя поглаживание.
Невилл подхватывает ее и через минуту они уже в кресле, Панси сидит верхом на бывшем гриффиндорце, их лица на одном уровне, и это просто великолепно. Она целуется так, будто возомнила себя дементором. и чуть слышно стонет, когда пальцы Лонгботтома касаются ее живота, внутренней поверхности бедер, мучительно медленно проскальзывают под резинку трусиков.
Губы Пасни скользят ниже, по незащищенному горлу, очерчивая линию подбородка, ямочку между ключицами. Пасни кусает, оттягивает кожу, хочет оставить свой след на этом восхитительном мужике, от которого ей жарко в самой глубине тела. Скоро не останется мыслей, одни только ощущения.
Паркинсон ерзает, прижимаясь еще сильнее, чувствуя степень возбуждение Невилла, и, уже теряя терпение, борется с ремнем, молнией и пуговицами. Она прижимается всем телом к Лонгботтому, поглаживая через белье его вставший член (подберешь синоним, который будет смотреться лучше - получишь печенько), царапая ладонь о молнию джинсов, и у нее перехватывает дыхание от чистого желания. Будто ее тело почувствовало средство от всех бед.
Кожа будто распухала, растягиваясь изнутри желанием, которое сузило мир, и в нем осталось только желание, чтобы ее трогали, держали, имели. При чем именно этот мужчина, что сейчас был под Панси.
Паркинсон вновь прижимается губами ко рту Невилла, лижет его губы, прикасается языком к небу, пробегается по зубам, втягивает и посасывает мягкую губу... Она уже давно ничего не видит, кроме оранжево-фиолетовых вспышек, хотя ее глаза широко раскрыты.  Ощущение того, как ее тело скользит по его, заставляет Панси судорожно вздохнуть сквозь полуоткрытые губы.
Панси чувствует, что должна шевелиться, чтобы не умереть от переполняющего ее возбуждения. Она трется о Невилла, пока между ними не возникает ритм, ритм стучащей плоти, грохот их сердец и дрожи каждого нерва. Как будто бы одно касание было многими ласками, один поцелуй – тысячью поцелуев. Каждое его прикосновение наполняет ее разливом теплой воды, наполняет кожу, мышцы, кровь, кости, и все это превращается в один прилив тепла, нарастающий и нарастающий, как давление света, когда бледнеет ночь. И все тело будто поет с этим приливом.
Невилл приподнимается на руках и спине, стягивая джинсы вниз вместе с бельем, и у Панси темнеет в глазах от вида того, как его мышцы напрягаются на груди и руках. Она опускается на твердое и горячее тело Лонгботтома, едва успевая стащить трусики с одной ноги, и шелковая тряпочка скользит по лодыжке второй ноги и повисает на щиколотке.
Панси Паркинсон счастлива, когда вцепляется пальцами и плечи мужчины рядом, сознавая, что этот мужчина - Невилл Лонгботтом.
Тот, кто придумал, что Слизеринская Принцесса не будет трахаться с Гриффиндорским Неудачником, явно не слышал о Ромео и Джульетте...

офф. Ну сделай последний шаг Панси ждет предложения в несколько каратов))) А еще ты упадешь, когда узнаешь, кто мне честно помогал в написании этого поста. XDD

Отредактировано Pansy Parkinson (2011-09-24 06:47:19)