...
   В камине догорают дрова - вскоре эльфы потушат огонь и почистят камин, готовя его к новому дню. Пока же вокруг камина тепло и уютно, в отличии от коридоров подземелья, сырых и продуваемых ранней весной.
   Через час после отбоя гостиная постепенно пустеет. Крэбб и Гойл уходят, заручившись словами Драко, что он не собирается делать вылазки за пределы гостиной родного факультета, Панси удаляется с видом вдовствующей королевы-матери, в очередной раз за что-то обижаясь, Нотт в Больничном крыле - подрался со шкафом МакКлаггеном, Миллисент уходит следом за Паркинсон, собираясь как следует промыть косточки всем желающим и нежелающим перед сном, Блейз и Трэйси на Астрономической и вряд ли вернутся в ближайшее время, а малышня уже давно по кроватям.
   Малфой откладывает журнал про квидддич, в который смотрел последние полчаса, забыв переворачивать страницы и не двигаясь, с недоумением смотрит на свои испачканные в шоколаде пальцы - журнал до него читали Винс и Грег, аккуратно вытирает руку платком и встает с дивана. Он обходит гостиную по периметру, как будто разглядывая гобелены, которые видел едва ли не каждый день последние пять лет, засовывает руки в карманы, наплевав на аристократические правила поведения, и как-то напряженно, боком подходит к Дафне Гринграсс, по своему обыкновению устроившейся в большом кресле у камина.
    - Даф, - скучным голосом говорит он, - я хочу, чтобы ты мне погадала...
   Он понимает, что сейчас Дафна может посмеяться и отказать - он столько раз дружески и не слишком иронизировал над ее увлечением, что сейчас его просьба по меньшей мере удивительна. Особенно учитывая, что "иронизировал" в понимании Малфоя вовсе не является легким безобидным поддразниванием. Но идея с гаданием уже настолько крепко засела в его сознании, что он не может не попросить: ему кажется, что узнай он о том, чего ему следует опасаться в ближайшем будущем, он сможет найти правильный путь и выйти победителем из того, что сам себе устроил своим неуместным кое-где энтузиазмом.
   Малфой молчит, ожидая ответа Дафны, готовый сделать все, что она велит, готовый даже убеждать, уговаривать ее, если потребуется, нависая над ней - взволнованный настолько, что это может быть даже заметно. Ему чертовски важно знать, удастся ли то, что он задумал.

...
   Малфой пожимает плечами, старательно пряча разочарование. Жаль, конечно.
    - Едва ли Трелони следует знать много обо мне. Равно как и твоей матушке - особенно в свете последних событий, - нервно замечает Малфой, вглядываясь в угасающий камин с таким заинтересованным видом, как будто там танцуют толпы обнаженных вейл.
    - А, да, конечно, - не глядя на Дафну, проговаривает он. - А я еще посижу. Мне нужно подумать кое о чем.
   В общем-то, конечно, Дафне наплевать, о чем там ему нужно подумать, всем наплевать, но Малфой уже не особо понимает, что и кому говорит.
   Он хотел бы точно знать, как сложится его жизнь в будущем - а Трелони он не доверяет: как можно доверять человеку, который на протяжении трех лет сулит Поттеру немедленную смерть, а тот жив и даже не кашляет?
   Миссис же Гринграсс однажды напугала его до колик - года два назад, когда однажды на официальном приеме устроила какую-то некрасивую историю, пытаясь стереть с левого рукава Драко какое-то пятно, которого больше никто не видел. Если пораскинуть мозгами - а Драко любит это делать именно в такой формулировке,  - то можно было предположить, что именно углядела миссис Гринграсс на левом предплечье молодого Малфоя, но тем страшнее общение с ней оказывалось.
   Оставалась Дафна, но она отказывалась помочь. Впрочем, Малфой не собирался сдаваться: например, он был уверен, что если в течении недели каждый день просить любого человека об одном и том же, да еще подключить кого-то из его близких, то можно получить желаемое.
   Некоторым временем он располагал, Астория тоже вряд ли откажется попросить за него.
    - Спокойной ночи, Дафна. Завтра я попрошу тебя снова, - в спину уходящей Дафне говорит он, не поворачиваясь от камина. И плевать, что Малфои не просят дважды. Новый день - новая просьба.

...
    - Иди уже, я понял,  - утомленно и тихо говорит Малфой. - Не буду я тебя умолять...
   Тот бред, что несет Гринграсс сейчас, проще сразу пропустить мимо ушей. Магглы какие-то, чай... Конспекты по прорицанию. Да он банально боится гадать самому себе: тот единственный раз, когда попробовал на прошлой неделе в ванной старост, ему запомнится на всю жизнь... Что он там делал? Какую-то ерунду с зеркалами? Серые глаза отца, становящиеся красными лордовскими заставили Малфоя-младшего выпустить из рук проклятое зеркало, отчего оно разлетелось на мелкие осколки от удара о кафельный пол ванной...
   Репаро не помогло, видимо, зеркало было каким-то непростым, и Малфой меланхолично уничтожал осколки - почему-то Инсендио прекрасно испепеляло стекло. Вроде бы разбить зеркало - к семи годам несчастья, так что Драко даже немного приободрился - семь лет несчастья означали, что следующие семь лет ему, по крайней мере, гарантированы.
   Он подходит еще ближе к камину, чувствуя жар догорающих дров. В гостиной уютно, спокойно и вообще практически по домашнему.
   Так ли надо ему знать, что произойдет? Надо ли знать, что будет, в зависимости от того, какое решение он примет? Драко больше не в чем черпать уверенность в завтрашнем дне, и он обращается к прорицаниям.
Малфой отворачивается от камина, вытаскивает из кармана руки и широкими движениями трет лицо, согревая начинающие мерзнуть, несмотря на близость к огню, щеки. Затем проходит к дивану, садится и снова раскрывает отброшенный ранее журнал.
   Мир предоставляет сотни вариантов действий - но у него только один вариант.  И он должен быть уверен в том, что этот вариант приведет к правильному результату.
   Малфой предергивает плечами и крутит шеей, раминая затекшие мышцы. Сейчас хорошо бы выпить чего-нибудь вроде сливочного пива и завалиться спать, но он опасается проснуться перед рассветом от приснившегося невнятного кошмара и потом лежать несколько часов в спальне. Лучше посидеть здесь, в гостиной. Обмозговать все еще раз. Убедить себя, что он принял самое верное решение.
   Малфой отворачивается от камина, вытаскивает из кармана руки и широкими движениями трет лицо, согревая начинающие мерзнуть, несмотря на близость к огню, щеки. Затем проходит к дивану, садится и снова раскрывает отброшенный ранее журнал.